Большое Сердце

Чтобы чем-то заняться, я выслал курьеров к Жану и Гильому с просьбой приехать ко мне в Тур. Настало время определиться. Отныне я ощущал готовность безраздельно посвятить себя нашим делам. Пока я их ждал, вернулся казначей. Это был славный краснолицый господин, уроженец Тура. Я понял, что у него есть поместье неподалеку от Вувре, и его гораздо больше интересуют тамошние виноградники, чем Казначейство. Мой приезд его не обрадовал. Ему вовсе не хотелось, чтобы кто-то совал нос в его дела. Служба, которую доверил ему король, видимо, была весьма прибыльной. Во всяком случае, он явно предпочитал блюсти свои интересы, а не интересы предполагаемых заказчиков. Он провел меня по складам, и я смог оценить, до какой степени они опустошены и в каком плачевном состоянии пребывают. Он не сразу выложил мне учетные книги. Хоть я никогда не занимался учетом, моих знаний хватало, чтобы выявить серьезные нарушения. Мессир Арман, так его звали, неуверенно пояснил, что война пагубно сказалась на Казначействе, не давая возможности наладить снабжение. Если подворачивалась какая-нибудь вещь, ее приходилось приобретать за любые деньги. Так он оправдывал неимоверно дорогие покупки.

Все это он поведал мне, улыбаясь и украдкой поглядывая на меня. Видимо, он пытался объяснить мне свою систему и ввести в курс дела, дабы мы могли разделить прибыль от его нехитрых уловок. Мысль о дележе ему не нравилась, но еще меньше привлекала перспектива потерять все, раскрой я его злоупотребления. Все это вызвало во мне скорее жалость, чем желание войти в его положение.

Следующие несколько недель выдались очень спокойными. В эту жаркую августовскую пору дела повсюду шли медленно, а уж в Казначействе тем более. В сентябре ничего не изменилось. Мессир Арман занимался своими виноградниками, а лучшие дни посвящал охоте. Король и его двор находились далеко, и ничто не предвещало их скорого прибытия в Тур: зима не сулила серьезных дел. На протяжении этих недель я подолгу гулял вдоль реки. Теперь я знал, что ее воды впадают в море, а море простирается на Восток. Стоя на берегу этой водной артерии, я ощущал единство с целым миром. Это было желанное затишье после суеты последних месяцев. Я проводил долгие часы на складах, чаще всего в одиночестве. Под предлогом инвентаризации, перекладывая побитые молью рулоны сукна или иссохшие кожаные ремни, я размышлял о выгоде, которую можно было бы извлечь из этого Казначейства. Некогда, в более благоприятные времена, оно, вероятно, было весьма полезным. Нельзя ли это возродить? Быть может, именно в этом и состояло тайное намерение короля? Чем больше я об этом думал, тем яснее становилось, что можно что-то предпринять. По крайней мере, если бы я возглавил Казначейство, оно могло бы стать важнейшим закупщиком создаваемого нами торгового дома. И я чувствовал, что этим бы дело не ограничилось.

* * *

Гильом прибыл в самом начале осени, а Жан присоединился к нам неделей позже. Я снял для нас троих дом на холме, среди виноградников. Турень с ее чистым небом, славившаяся своим мягким климатом, располагала к длительным прогулкам, нескончаемым трапезам, вечерним беседам, которые мы вели, вытянув ноги к разожженному Марком огню, где горели побеги виноградной лозы.

Я быстро осознал, что мои товарищи видят ситуацию иначе, чем я. Им была известна лишь коммерческая сторона нашего предприятия, они не имели ни малейшего представления о моих более масштабных планах. Они не очень-то понимали, зачем мне сближение с королем, и истолковывали это как желание подкрепить наш денежный оборот чеканкой монет. Как бы то ни было, я не стал это опровергать и сообщил, что приобрел меняльную лавку на Новом мосту. Это было правдой, однако потребовались бы годы, чтобы она заработала в полную силу.

Я настойчиво убеждал их, что жить в столице сейчас нелегко и что я намереваюсь вновь обрести независимость от короля. Они сочли это хорошей новостью, поскольку им, в отличие от меня, не пришлось пережить те неприятные моменты, которые я пережил в Париже. Они были настроены оптимистично и были всем довольны. В Лангедоке Гильом заложил весьма солидную базу для коммерции. По суше он торговал с Каталонией и католической Испанией, Савойей и Женевой. По морю отправлял грузы на Восток и вел регулярную торговлю с Генуей и Флоренцией. Он весьма подробно обрисовал нам расстановку сил в Средиземноморье. Купцы из Монпелье и всего края привыкли к этому невысокому трудолюбивому и отважному беррийцу. Все уже было готово для открытия нашей собственной судоверфи. Гильом рассчитывал, что мы одобрим это важное начинание.