– Нет, садятся здесь, а сидят там. Я понимаю, тебе нужно, чтоб я сидел здесь. Чтоб тюрьма была в соседнем доме. И ты бы забегала по дороге в кафе. Но у них так не бывает. Они ищут там, где похолоднее. Готовься к дальним поездам.
– А ты можешь вообще не сидеть?..
– А ты можешь вообще не тратить?…
– Ну тогда сиди здесь.
– Ну тогда не трать.
– Ну тогда… Буду летать…
– Ты же говорила – любовь…
– Я сказала – буду летать…
– Зина, борьба должна быть внутренней.
– Буду-буду…
– Смотри, смотри!
– Буду-буду. Ты же меня знаешь.
– В том-то и дело. В общем, Зина, тебе решать, что мне делать…
– Катенька, хочешь выпить?
– Хочу.
– Друзья! У кого есть выпивка?
Девочки, планируйте будущее.
Запланируйте мечту, запишите исполнителя и приступайте к его поискам.
Нет, Михалыч, я не еврей, просто на душе тяжело.
Ох, я шучу, шучу, а потом как перестану!
Наглость хороша тем, что позволяет выяснить обстановку гораздо быстрее, чем вежливость.
Капитаны женятся на буфетчицах.
Академики – на врачихах.
Писатели – на секретаршах.
Короче – из того, что под рукой.
Что мне выгоднее: чтобы всем было хорошо или мне одному?
Выгоднее, чтобы всем.
Для народа петь или для начальства?
Конечно, для начальства – их гораздо больше.
Евреи! Будем придерживаться правил той страны, где мы находимся.
Не будем ждать осуждения.
Не будем ждать благодарности.
Пусть потомки дерутся между собой.
Мы говорим о вреде водки для организма.
Хотя водки просит душа.
Попадёшь под машину, глядя на эти ноги.
Что значит молодость:
к дереву прижмёшь – не сплющивается.
Продавец в Одессе спросил меня:
– Телевизор вам со скидкой или без?
Узнал, видимо.
Если для еврея антисемитизм – главный человеческий порок, значит, он слишком хорошо о себе думает.
Сколько раз он доходил до постели, не будучи до конца уверенным.
Любовь
Когда любишь – всё время в напряжении.
И всё время не ты это.
Ты хочешь быть собой, хоть на час.
Хотя бы не в дураках.
И ты идёшь назад, туда, откуда ушёл.
На час.
Там любят тебя так же, как ты сегодня кого-то.
И тоже не хотят быть в дураках.
Как ты.
И ты не можешь оттуда выйти.
И ты врёшь и углом, винтом уползаешь.
Уползаешь, оставив двух дураков: себя и ту, к кому пришёл.
Чужим горем не отвлечёшься.
Не плоди себе подобных.
Тебе сказали: «Вы влюбились, как дурак».
Сидите глубоко и ждите, когда выветрится.
Моему другу Эрнесту Борисовичу в Нью-Йорк
Одесса есть движимая и недвижимая.
Движимая – та, которую увозят в душе, покидая.
Она – память.
Она – музыка.
Она – воображение.
Эта Одесса струится из глаз.
Эта Одесса живёт в интонациях.
Это компания, что сплотилась в городе и распалась на выходе из него.
И море, и пляжи, и рассветы, и лебеди на чёрной морской воде.
И все, кто умер и кто жив, – вместе.
Эрнест! Твои руки, твоя душа через твою музыку в каждом.
Ты в Одессе сейчас.
Я там летом.
Мы или в разных странах, или в разное время года.
Есть страна, где одно время года.
Но нас там нет.
Мы с тобой, как все в Одессе, разговариваем руками.
Ты играешь, я пишу.
Семьдесят многовато, если говорить.
Но не страшно, если думать.
Думай о другом.
Это не трудно.
Его не много.
Постарайся, Эрнест Борисович.
Я всегда рядом.
Я не могу быстро танцевать, у меня в голове брякают цифры вашего телефона, мадам.
Главное – не раскрывать смысл секретной фразы мужчины: «Успокойся! Всё будет хорошо!».
Когда именно и что – он, видимо, сообщит позже.
Рядом в самолёте сел милиционер.
Всем стало тесно.
Я сказал:
– Полицейский должен быть большим.
Девочка сказала:
– Я думала – умным и ловким.
– Это преступник, – сказал я.
И мы замолчали.
Знакомство
А вы с кем?
А это кто?
А где ваш муж?
А это чей ребёнок?
А ваш чей?..
А почему вы не замужем?
Так уже ж все ваши повыходили?
А вы, как камень.
Так вроде хорошенькая…
Только вот прыщи…
Куда вы?..
А это кто там, ваш муж?
А кто, брат?
А вы ему кто?
Это ваше последнее увлечение?
Или будут ещё?…
Да нет… Я хотел на предмет знакомства, а вы грубить… Грубить я сам могу.
Хотите?..
Ну ладно… Идите… Так и быть…
Ленинград
Двое одиноких.
Вера Карпова и Миша Жванецкий.
Она завинчивает.
Он стирает.
И не могут сойтись.
И всё параллельно. Они, наконец, встретились в областной клинической больнице.
Он от порошковых супов получил каменный клинический запор.
Она все 220 вольт в руку, сорвавшись со стремянки, её же и поломала.
Его всю жизнь бросало от запора к диарее.
Она сбила руки – в мозолях, порезах и переломах.
А встретившись, они прошли мимо друг друга.
Он – к своим супам и стиркам.
Она – к молоткам и проводам.
Так в чём здесь роль Господа?
За все годы существования человеческое лицо научилось скрывать внутреннюю суть.
И я, воспринимая мир на слух, не преодолеваю человеческую маску.
Никакой способности проникнуть в вековую приспосабливаемость человеческого организма к извлечению личной выгоды через перевоплощение.
Кстати, и я перевоплощаюсь в попытках проникнуть в чужую душу.
Грузинская вежливость
Ты просишь редкое лекарство для тяжелобольного.
Человек записал.
Бегал, бегал и достал другое, которое у тебя есть.