Большой аргиш

Сложный и стремительный рост сознания Сауда, развитие его характера показаны писателем с замечательной последовательностью и рельефностью. И не одно простое повзросление героя имело здесь значение. Взрослым по сознанию и поступкам делали его обстоятельства, то счастливые, то трагические. Отцу Сауда Топко не всегда на охоте сопутствовала удача, не умел, да и не хотел он ею заниматься. Не очень хорошо для семьи пользоваться трудом других, хотя неписаный закон тайги требует поровну делить добычу при совместном аргише. К тому же, кроме удовлетворения голода, есть и другие потребности — их удовлетворишь только хорошей охотой на пушного зверя. Сауд не осуждал отца, это было не в обычаях северян, но понял: надо трудиться, надо от игры переходить к делу. Трудолюбие, вообще свойственное этому народу, Проявилось в Сауде рано.

Могучим стимулом роста сознания и развития характера оказалась проснувшаяся любовь к Пэтэме. История этой любви — лучшие страницы романа. Все обаяние Пэтэмы раскрылось, кстати, через любовь ее к Сауду, которую она долго просто не смела заметить, а заметив, смутилась, затем ощутила огромное ни с чем не сравнимое человеческое счастье: Сауд тоже любил ее.

Не будь в произведении поэтического рассказа о возникновении любви Сауда и Пэтэмы, оно имело бы другую, более мрачную тональность. Их молодое чувство вырастало медленно, исподволь, зато вместе с ним быстро взрослели они сами. Пэтэма училась быть хозяйкой, удачливым охотником, Сауд — настойчивости, выносливости, терпению. Он мог без устали следить зверя, лишь бы потом, придя в чум с добычей, увидеть в глазах Пэтэмы одобрение, радость, восхищение. Он мог часами слушать дедушку Бали и все-гаки, если из чума уходила Пэтэма, он становился рассеянным, невнимательным. Дни совместной охоты были для них праздником.

Огромное влияние на формирование характера Сауда оказывали бесчисленные рассказы Бали. Они для него были своеобразной лесной школой. Характерно, что к концу романа и Сауд, следуя за учителем, стал говорить афористично, широко пользуясь дедушкиными пословицами и поговорками. О воздействии Бали на юношу рассказано в романе тонко и убедительно, с той естественностью, которую можно найти и заметить лишь в жизни.

Наконец, непрерывно обогащала Сауда сама практика жизни. Он не хотел охотиться, рыбачить, ходить по тайге просто так, бездумно. Наблюдать — стало его потребностью, второй натурой. Из опыта, из удач и неудач своих он делал выводы и обобщения, пусть не всегда бог весть какие, но каждый раз все более и более верные.

И вот Сауд впервые встретился с купцами-покрутчиками. До сих пор он знал о них только из рассказов старших, часто не подозревавших, что их обманывали, обсчитывали, спаивали. Первое же соприкосновение с купцами потрясает Сауда. Картины разнузданного грабежа, насилия над охотниками-эвенками производят в романе действительно сильное впечатление.

Сначала мы встречаемся с мелким торговцем, неким Степкой Дэколоком. Эвенки доверчивы и простодушны. Они в самом деле полагают, что Дэкэлок — их друг. Купчишка всегда ласково встречает их, усердно угощает, верит им в долг. Дулькумо привезла ему сорок пять десятков белок. Дэколок насчитал только тридцать семь. «Неужели счет русских другой», — огорченно думает Дулькумо. А пересчитать нельзя: вся пушнина в куче… Рауль у него беспрерывно должник, сколько бы пушнины он ни привозил, Дэколок говорил Раулю про «писку», где записан его долг, а что там записано, тот не знает: «Зачем ему помнить, когда о нем не забудет русский!»

М. Ошаров рисует, как проходит эта возмутительная «веселая торговля». «Дэколок продавал: табак, крестики, гайтаны, пояски для кос, сережки… Свой товар расценивал наобум — все дороже и дороже. Непогашенной белки на счетах осталось мало. Дэколок перестал считать.

— Теперь какую покруту надо?

— Бисер, — вытянулась через прилавок Дулькумо.

— Ох, бисер-то я и забыл! — спохватился Дэколок. — Бисеру нет, как жить? Эта мера — хватит, — взял он из чашки щепотку.

— Какой, друг, экой? Смеял, да только.

— Больше надо? Жалко, да… Э, черт ее бей! Другу дам, — и Дэколок отчерпал радужной пыли пять деревянных ложек. Сбросил со счетов остаток в тридцать костей, поугрюмел:

— Но друг, покруту кончили. Белка-то ушла вся. Мудреная она. Теперь как?

Рауль поговорил с Дулькумо, и оба повесили голова. Ведь им нужна мука, порох, свинец…»

Дэколок, в конце концов, дал им многое из того, что они хотели, но в долг. Бессовестный побор будет продолжаться.