Большой дом. Пожар

Зхур вышла из своего оцепенения, увидев легкую, уродливую тень, приближавшуюся к ней и сначала походившую на тень какого-то тощего аиста, а затем — огромной черепахи. Но превращения на этом не кончились. Послышался вкрадчивый и размеренный шаг Кара. Он приближался к девушке. Туфли без задников на толстой подошве иногда громко хлопали, ударяясь о голые пятки. Он остановился слева от Зхур, и только тогда девушка поняла, что он обращается к ней: он говорил о масле, о завтраке, о кладбище и еще о чем-то — о вещах, совершенно для нее безразличных. Она, не вникая в смысл его слов, отмечала, что они слабо отдаются у нее внутри. Кара продолжал говорить, наклонившись к ней. Теперь она даже не пыталась вслушиваться, чувствуя, что ее окутывает мужская стихия. Зимнее солнце, появившееся в этот миг, было сероватое, тусклое, невесомое.

Вся похолодев и внутренне сжавшись, она все же делала вид, что слушает его, не изменяя почтительной и спокойной позы. Казалось, неторопливому журчанию его речи не будет конца. Когда Зхур наконец подняла голову и повернулась к Кара, она заметила, что он не сводит глаз с ее голых ног. Она тотчас же поджала ноги под себя. Он спросил:

— Так как же?

Но ей нечего было ему сказать. Кара продолжал:

— Не думаешь же ты ждать и ждать без конца. Тебя надо выдать замуж.

— Я не знаю…

Она опустила глаза. Вдруг она поняла, почему он здесь, возле нее, и быстро подняла голову движением, в котором чувствовался вызов. Она молча смотрела на большое рыхлое лицо Кара, выражавшее высокомерие и угрюмость; черты его отяжелели. Слабое пламя ненависти зажглось в сердце девочки. Оба они слышали шум приближавшихся частых шажков Мамы. Грязный пес, этот Кара!

Он удалился, прихрамывая; этот человек был уже не молод, и все же казалось, что в его грузном теле живет чудовищная слепая сила. Мама возвращалась с двумя полными ведрами, оттягивавшими ей руки. Дрожащая, раскрасневшаяся, она резким движением поставила ведра, почти бросила их, и немного воды расплескалось вокруг. Когда она опять подняла ведра, чтобы отнести их в дом, на земле остались два влажных круга, но вода тотчас же впиталась. Мама быстро прошла расстояние, отделявшее ее от дома. Она оглянулась на сестру, неподвижно сидевшую посреди двора, и, к большому своему удивлению, увидела в глазах Зхур, следившей за ней, какое-то странное выражение.

«Посмотришь на девочку, и всякое приходит в голову, — подумала Мама. — Мне надо знать, что происходит. Сегодня же вечером объяснюсь с мужем. Боже мой, как меня беспокоит этот ребенок. Ее присутствие убивает меня!»

Мама не вполне отдавала себе отчет, до какой степени ее младшая сестра невинна. Сама чистота Зхур беспокоила ее, вселяла в нее тревогу. Но бывают вещи, которые боишься узнать. Неужто любовь к сестре незаметно потухла в сердце Мамы? Вспомнив странное выражение на лице Зхур, она вдруг тайно пожелала ее смерти. Но тут же опомнилась.

Она все еще была во власти этих мыслей, когда увидела, что девочка встала и пошла к воротам. Почему она уходит, покидает дом? Зхур быстро удалялась; туника, облачавшая прекрасное в своей юной женственности тело, била ее по ногам. Девушка направлялась к источнику. Какое-то детское нетерпение было в яростных взглядах, которые она бросала вокруг себя.

Выйдя за ворота, Зхур вдруг задрожала от страха; во рту она почувствовала вкус земли и с отвращением плюнула. Она испытывала смятение, но внешне была спокойна — вся охвачена каким-то болезненным безразличием и в то же время крайне напряжена. По узкой тропинке она дошла до того места, где вода источника накапливалась в углублении, точно в земляной мисочке, и затем текла дальше, теряясь среди полей. Там Зхур стала на колени. Источник бил из маленькой черной впадины и походил на продырявленный висок. Он напоминал ей также птичку с тонкой шеей, отчаянно трепещущую, задыхающуюся, словно чьи-то руки сжимают ей горло. «Когда птички занимаются любовью высоко в небе, они падают точно оглушенные молнией, — думала Зхур. — Так и эта птичка упала. Я вижу ее горло, я слышу, как трепещет в ней каждая жилка; эта тонкая струйка — как брызнувшая кровь».

Девушке иногда казалось, что она погружается с закрытыми глазами в неведомые глубины. Вокруг нее в сердце гор и долин что-то глухо рокотало. Это был не ветер: что-то шумело внутри земли, билось в долинах, а затем поднималось к вершинам гор. Вся земля дрожала, вздрагивали голые поля и до самого горизонта звенел этот поток плененных сил, которые в один прекрасный день наводнят всю страну.

Горы, плато, ущелья вырисовывались с резкой отчетливостью. Воздух был резкий, временами он обжигал. Пашни еще боролись с холодом, на оливах листва сохранилась, но все другие деревья стояли черными — их голые ветви походили на корни.