Большой дом. Пожар

Всю ночь Айни строила планы. Она займется контрабандой. Омар уже слышал, как она говорила об этом с теткой. На этот раз она поедет для Лаллы.

Айни пыталась бороться. Она все время ломала себе голову над тем, как заработать еще немного денег. Омару не верилось, что ради увеличения доходов семьи мать необдуманно пойдет на риск — ведь ей грозит тюрьма!

Правда, за работу она получала гроши — как тут не прийти в отчаяние. В их положении не было выхода. За те несколько месяцев, что Айни тачала заготовки, они ни разу не ели досыта. Омар помогал ей, но этого было недостаточно. Одно время Айни думала даже продать швейную машину, но отказалась от этой мысли. Ведь машина была ее последней надеждой: без нее наступит полнейшая нищета. Сколько времени можно будет прокормить пять ртов на вырученные от продажи деньги? Недолго, конечно. А чем они станут жить, когда проедят все до последнего гроша? И Айни заботливо берегла швейную машину, приобретенную сейчас же после замужества, в «медовый месяц».

Эта машина напоминала Айни о нескольких счастливых днях в ее супружеской жизни. Еще пятнадцать лет назад, то есть задолго до смерти мужа, Айни стала работать на ней, чтобы прокормить семью. Сперва она тачала заготовки для сапожников, и это продолжалось довольно долго. Затем получила работу у испанца Гонсалеса — владельца фабрики парусиновой обуви. Пришлось согласиться на предложенную ей нищенскую плату да еще благодарить за это! Иначе работа уплыла бы у нее из-под носа. Каждому хотелось при распределении получить побольше. Так она принялась без устали тачать заготовки из жесткой белой парусины.

* * *

Айни не раз меняла работу.

Она чесала и пряла шерсть. Затем стала делать маленькие шапочки из сурового полотна, а после этого — шляпы из валяной шерсти. Теперь она шила на машине. Спору нет, она перепробовала много ремесел. Однако ни разу не могла заработать столько, чтобы не голодать. А ведь вся семья, отныне и бабушка, зависели от тех грошей, которые она получала.

Айни стала угловатой; казалось, тело ее состоит из одних костей. Уже давно она утратила всякую женственность. Она была худа, голос огрубел, взгляд стал суровым.

По субботам, после обеда, Омар отправлялся вместе с ней к испанцу Гонсалесу. Он весь был налит жиром, этот Гонсалес! От щек, толстых, как ляжки, лицо его казалось опухшим.

В этот день он выплачивал деньги работавшим у него женщинам. Пока он производил расчеты, Айни просила Омара:

— Считай хорошенько! Смотри, чтобы все было верно.

Омар приходил специально для того, чтобы проверять сумму, которую им вручал испанец. Мать не умела считать. Однако он сопровождал ее не только для этого. Он должен был запомнить, сколько дюжин заготовок было за ними записано и сколько выдано денег. Что касается Айни, она путала все цифры, ей никак не удавалось разобраться в них.

Дома опять начинались длительные вычисления.

— А те заготовки, что мы сдали на днях? Он их посчитал?

Омар принимался все пересчитывать заново.

— Да, все верно.

— А те, что я отнесла ему отдельно четыре дня назад?

— Но их же приписали к счету, сама знаешь.

— Я только хотела спросить, вполне ли ты в этом уверен?

— Да, уверен.

— И так-то не сведешь концы с концами. А если начнешь забывать, то пропадешь совсем.

Так продолжалось целыми часами.

Иногда в тот же день вечером, перед тем как лечь спать, или назавтра, когда все уже было подсчитано и окончательно проверено, Айни снова вдруг спрашивала Омара:

— А ты не забыл случайно те четыре дюжины, что мне принесли на дом от Гонсалеса? Не я за ними ходила. Может быть, испанец забыл их записать?

Омар успокаивал ее, отвечая, что и они были присчитаны к остальным. Он и сам под конец не знал, так ли это, но предпочитал ответить утвердительно, чтобы ее успокоить. Она хоть кого могла сбить с толку своими расчетами.

Принесенные деньги мать высыпала на колени. В тот день было на что купить хлеба.

— Вот это на муку, — говорила она. — Видите, сколько надо на нее денег?

Марьям смотрела, не отрывая глаз, на лежавшие вперемешку монеты и бумажки.

— Сколько? — спрашивала она.

Айни отвечала:

— Вот все это.

И отделяла кучку денег.

Девочка подзывала Омара.

— Посмотри, — говорила она, — сколько надо денег, чтобы купить одной только муки.

— Понятно, дура ты этакая, — отвечал брат.

— Быть этого не может!

— Очень даже может.

— Но останется мало, почти ничего.

В другой кучке было всего-навсего несколько монет.

— Вот сколько надо денег на хлеб, — замечала мать. — О другом не стоит и думать. Зря только себе сердце бередить.

— Так почему же ты не работаешь больше, чтобы получить бо́льшую кучку денег? — спрашивала Марьям.

— Ты же видишь, дочка, я и так выбилась из сил.

Действительно, Айни работала, как заведенная, не покладая рук. Вечером дети ложились и засыпали, она же продолжала шить. Просыпаясь на следующее утро, они видели, что она опять сидит за машиной.

— Можно было бы купить мяса, мать. Вот было бы замечательно, а? И сделать кускус с вареной говядиной и с соусом. Что ты на это скажешь?

— Да замолчи ты, сумасшедшая, — говорила мать.