Большой дом. Пожар

Было что-то необъяснимое, раздражающее в этом плохо начавшемся разговоре.

— Это ты, сын Рабаха, наносишь мне такое оскорбление?

Кара удивляло, что мальчишка, да, мальчишка, думал он, и вдобавок еще феллах, смеет так с ним разговаривать.

— Ты ведь не знаешь, кто такой Хамид Сарадж? Не знаешь, а туда же, рассуждаешь, точно взрослый мужчина!

— Конечно, я, сын Рабаха, не хочу быть с тобой непочтительным. — И добавил: — Но если мы и знаем что-нибудь, то не к тебе придем, чтобы…

Кара Али лишний раз убедился, что феллахи попросту ослы. «Нельзя даже сказать с уверенностью, есть ли у них душа», — подумал он.

Феллахи слушали, широко раскрыв глаза. Один из них зажал нос между большим и указательным пальцами и несколько раз дунул изо всех сил, так что получился громоподобный звук: Вррр!.. Затем человек тряхнул рукой и вытер ее о бурнус.

Но от Кара не так-то легко было отделаться; Али-бен-Рабах и другие знали это, слишком хорошо знали. Они не хотели да и не могли ни с того ни с сего обидеть человека. И Кара пользовался этим, становясь навязчивым.

Его усы и широкое лицо, казавшееся… как бы это сказать… почтенным, как лицо кади[10], внушали невольное уважение феллахам.

Али-бен-Рабах с удовольствием разговаривал бы с ним приветливее, если бы Кара не был так недружелюбно настроен; все они отдавали себе отчет в борьбе, происходившей на грани молчания. Крестьян охватило предчувствие нависшей над ними угрозы. Оно было столь внезапно, столь сильно, что каждый бросил быстрый, беспокойный взгляд на лицо соседа.

«Смотрите в оба, перед вами — дьявол», — подумали феллахи.

«Чтоб ты удавился, мошенник! Чтоб ты попал в кипящий котел, — повторяли они про себя. — Чтоб ты упал в помойную яму, нечестивец! Чтоб твои усы сгорели по волоску в адском огне!»

Феллахи, однако, стояли спокойно. Кара затаил глубокую обиду. Все молчали. Дьявол! Он весь дышал ядовитой злобой.

Вдали показалась большая повозка. Кара не сказал ни слова. Он ушел, широко шагая.

Феллахи ничего не поняли в этом разговоре. Они решили, что все знают Хамида Сараджа, и Кара тоже.

Когда Кара исчез, они вспомнили, что он не поздоровался с ними при встрече и ушел не попрощавшись. Дело не в том, чтобы они дорожили этими знаками внимания. Избави бог! Велика земля господня.

Но все эти люди изголодались по братской любви. Как только Кара ушел, к ним тотчас же вернулось мужество, жизнь снова обрела ясный смысл. Для таких голодных людей всякий хлеб, даже непропеченный или подгоревший, казался вкусным.

Но из какого теста был сделан Кара?

Он скрылся из виду за пригорком и замедлил шаг. На дороге танцевали горячие отблески, словно от раскаленной печи. Он видел приближавшуюся повозку. Очень длинную, на массивных колесах, груженную навозом; высотой она была чуть не в три дома. На самом верху стояли двое работников с фермы, опираясь на вилы. Поравнявшись с феллахами, они весело с ними поздоровались. Повозка оставляла за собой теплый навозный запах.

— Что вы тут делаете, сукины дети? Зачем зря теряете время? Да обвалится дом ваших предков! — крикнул один из работников.

Кара, шедший по тропинке в Верхний Бни-Бублен, все слышал. Повозка катилась с оглушительным грохотом. Кара узнал двух молодцов, взгромоздившихся на нее.

Они обменялись другими хлесткими словечками с феллахами.

«Ну и люди, — подумал Кара, — хороши, нечего сказать: умеют только ругаться».

Взрывы смеха послышались с повозки и среди мужчин, стоявших на дороге.

— Вы ждете, чтоб соль зацвела! — пошутили оба поденщика.

Это были крепкие парни, одетые, как тот, так и другой, в штаны с напуском и в измазанную землей рубаху; на голове у каждого была маленькая шапочка.

— Чтоб вы удавились, шалопаи! — ответили им снизу.

И они стали ругать отборными словами двух работников, все время им подмигивая. Послышался хохот. Двое батраков с фермы Маркуса так и не поняли, что феллахи просят их быть осторожнее.

«Я дорого бы дал, — подумал Кара, — очень дорого, чтобы узнать, в чем тут дело… и… и… чтобы иметь вот такую повозку… и… и… со всем ее содержимым! Черт возьми! Что за негодяи эти феллахи! Они потеряли всякое уважение к людям, которые стоят выше их. И слишком многое себе позволяют. А почему, спрашиваю я вас? Потому что нанялись к колонистам, у которых зарабатывают так много денег, что не знают, куда их девать! От рук отбились, с ними и разговаривать невозможно. Зарабатывают сколько пожелают, вот и стали нахалами».

Надеясь услышать что-нибудь интересное, Кара напряг слух.

«Они считают, что им все дозволено. Падаль этакая! Как быстро люди забывают, что они всего-навсего феллахи, дети феллахов, выросшие в нищете. Взгляните-ка на них, на этих подлецов, этих бездельников! Стоят себе на повозке с таким видом, словно они тут хозяева».

Кара плохо видел дорогу сквозь растущие в поле деревья. Он остановился и услышал, что феллахи хохочут. Раздался гром проклятий. Кара был сбит с толку.

«Ну и ругаются! — пробормотал он. — И у этого чертова отродья поворачивается язык так оскорблять небеса! Даю голову на отсечение, что все это делается нарочно: они хотят что-то скрыть».