Большой дом. Пожар

У Хашими было темное лицо, у Ба Дедуша еще темнее. Ба Дедуш был почти черным. Лицо молодого феллаха казалось чуть ли не белым по сравнению с ним. Да и черты у него были мягче.

— Бывал ли ты в других странах, Ба Дедуш?

— Нет, но я избороздил нашу страну вдоль и поперек. Велика наша страна. Я встречал разных людей. Мужчин и женщин. Я многое видел. Все на свете видел! Наша страна не может сравниться ни с одной другой.

— И ты вернулся в Бни-Бублен.

— А почему бы и нет? — ответил старик.

— Это понятно. Ты родился и вырос здесь.

Хашими указал рукой на расстилавшуюся перед ними долину.

— Почему бы и нет? — повторил Ба Дедуш.

— Теперь ты состарился и вернулся на землю своих предков. И уже никогда ее не покинешь.

— Зачем мне покидать ее, юноша?

— Ты предпочел всей стране землю своих предков?

— А почему бы и нет? — проговорил старик.

— Итак, ты предпочитаешь здешние места?

— Почему бы и нет? — снова повторил Ба Дедуш. — Всюду мы у себя на родине.

Хашими пожал плечами и умолк. У его ног торчала большая кочка красноватой земли; сам же он восседал на шишковидном выступе скалы. Наклонившись, он вырвал своей большой загорелой рукой пучок травы и принялся щекотать ею рыжую козочку, которая спокойно лежала у его ног. Лаская ее, он приблизил траву к влажной морде. Козочка вытянула шею, чтобы ее ухватить. Потом, надолго закрыв глаза, принялась жевать жвачку в каком-то полусне.

Жара в этот послеобеденный час была сухая, как камень.

Хашими поднял голову и взглянул на Ба Дедуша.

— Возможно, и нет страны, которая могла бы сравниться с нашей… Однако, — произнес он, — не станешь же ты говорить, что здесь можно найти работу.

Лучи солнца врезались в мозг, раня его, как осколки камня. Взгляды обоих мужчин упорно возвращались к долине, где унылые полосы посевов сливались в одну серую пелену.

Все краски поблекли в этом знойном мареве. Всюду была та же белизна. Огненный шар солнца смещался, множился в пространстве.

В лице Ба Дедуша что-то дрогнуло. Он почувствовал скрытый выпад.

Молодой феллах вновь стал искать травы для козочки. Он опять нагнулся и даже встал на колени. Ба Дедуш выпрямил свой могучий стан.

— Ты ни у кого не найдешь работы в этой замечательной стране, — сказал Хашими. Старик выпятил грудь. — Ты стар, тебе некому помочь.

Ба Дедуш уселся, положив руки на колени, большой, опаленный солнцем и грустный. Ветер приподнял край его туники и набросил на грудь.

В этот послеобеденный час какие-то совсем черные люди проходили по дороге.

— Хашими, — сказал Ба Дедуш жалобно.

Это прозвучало как бесцельный призыв. Юноша посмотрел на Ба Дедуша; у старика вырвалось нечто вроде стона. Он еще выпрямился, почти привстал. Его пальцы беспокойно шевелились, казалось, они хотели уцепиться за ветер.

— Я не нахожу работы. Возможно, я стар. Мне некому помочь. Но я не думаю, чтобы была другая страна, которая могла бы сравниться с нашей. — Он говорил с глубокой грустью: — Будут еще плохие дни… Но будут и хорошие.

Он был кроток в эту минуту, хотя с отчаянием глотал ветер. Последние слова он произнес пронзительным голосом.

Молодой феллах повторил:

— Будут еще плохие дни.

Он смотрел на Ба Дедуша, старейшего, на его лицо, казавшееся совсем черным в тени. Старик же оглядывал окрестность.

Почти ласково он согласился:

— Вот как мы живем в нашей стране, сынок!

— Как же? — спросил юноша. — Как мы живем?

— Не богатеем.

— Ну и что же? Дело не в этом. Можно прекрасно жить, не богатея… Оно, возможно, и лучше. Если бы только была работа, если бы можно было ее найти…

Ба Дедуш отвернулся.

— Мне надо идти, малыш, — сказал он. — Меня ждут внизу. Я там нужен.

Камни вырывались у них из-под ног и с шумом катились по крутому склону. Хашими и Ба Дедуш перескакивали со скалы на скалу. Земля затвердевала под лучами солнца, как хлебная лепешка.

— Эй, эй!.. Наплевать на безработицу! — прокричал старик, борясь с ветром.

Разговаривать становилось невозможно. Ветер загонял слова обратно в глотку. Ба Дедуш мог бы сказать, что, хотя у него и мало работы, есть люди, которые, пожалуй, никогда не работали; что такова жизнь; что во всей стране одинаковое положение… Но ему не удалось ничего сказать из-за ветра. И не о тех людях, которые никогда не работали, собирался он говорить.

Потому что папаша Дедуш всю свою жизнь копался в земле. А теперь состарился. Конечно, он еще не дошел до конца пути, но от этой жизни чувствовал себя очень старым. Он многое потерял. Он уже не был таким хорошим работником, как прежде, и фермеры знали об этом.

— Самое большое зло не безработица! — крикнул он. — Нет. Я не всегда был безработным. И если я обошел из конца в конец весь Алжир, так это для того, чтобы люди не говорили…

Он сразу замолчал, дыхание у него перехватило. Ему пришлось проглотить собственные слова.

Наконец он смог выговорить:

— Хуже бывает, когда мы работаем. Виноградники, фермы… работа там тяжелая. Вот наибольшее зло.

Он указал рукой на деревню.

— Разве из-за безработицы я, Ба Дедуш, состарился? Разве из-за нее мне некому помочь и у меня ничего не припасено, чтобы прожить остаток своих дней?

— Нет! Признаю!.. — прокричал юноша.