Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 1

Во вступлении к своей недавней работе Анна Кристина Петьерра пишет о том, что для антропологии медиа чрезвычайно важно преломление и развитие тех методов, которые выработала ее старшая предшественница антропология, а именно: признание равной ценности различных культур, отсутствие критического пафоса и преобладание интереса к местной специфике каждой культуры, понимание значимости конкретного культурного опыта, конкретных проявлений той или иной культурной общности, какой бы малой, редкой, «нетипичной» она ни была [208].

Вслед за антропологией новая ее отрасль, антропология медиа, обращает внимание и на то, что может выбиваться из среднестатистического, являя специфику взаимодействия с медиа в определенной немногочисленной группе индивидов. Также полезно помнить о том, что всякое знание не универсально. Антропология медиа подразумевает погружение исследователя в изучаемую медиасреду и использование метода длительного наблюдения изнутри. Результаты отдельных исследований могут не претендовать на всеобъемлющий характер, но являют собой ценность в качестве взаимодополняющих, отображающих богатство форм и тенденций взаимодействия индивида и медиа в различных географических и социально-экономических обстоятельствах. (В работе А. К. Петьерра содержатся case studies весьма разных форм обращения с телевидением в Малайзии и на Кубе, в США, Индии, Новой Зеландии.)

От классической антропологии западные исследователи медиа унаследовали традиционную позицию наблюдателя извне, со стороны, вникающего в культуру разных народов, рас, обществ, понимаемых как «другие» культуры (что, впрочем, не означает отсутствия интереса к антропологии медиа западной цивилизации). Но эта позиция стороннего взгляда не есть непременное условие, при наличии готовности ученого анализировать и «свое» тоже. Кроме того, современные поколения исследователей вообще склонны подчеркивать важность «сопричастности», «глубокого, изнутри понимания структур повседневной жизни» изучаемых сообществ и наличие длительных взаимоотношений ученого с изучаемой повседневной культурой и ее носителями [209]. (В связи с чем длительное наблюдение и общение даже предпочтительнее опросов, интервью, создания фокус-групп и пр.)

Сделаем еще один шаг в развитии методов антропологии медиа. Хотелось бы в очередной раз постараться отобразить тот опыт взаимодействия с медиа, который я как наблюдатель получила за свою жизнь, находясь внутри своей культуры – медиасреды рядовых людей интеллектуальных профессий, людей интеллигентского слоя, обитающих в Москве, с середины 1970-х по настоящий период. Надо сказать, что это не так уж и периферийно, с точки зрения исторического развития, поскольку популярная повседневная культура 1960—1990, как мне кажется, развивалась под знаком интеллигентского мировосприятия, интеллигентских ценностей и идеалов. Аудитория столичной интеллигенции сыграла существенную роль в усилении общественной динамики в пространстве Союза в целом. И эта аудитория не была оторвана от внестоличных граждан нашей страны. В какой-то степени и благодаря этому общество в целом смогло совершить внутренний переворот, пережить социокультурный слом, пересмотреть видение своего прошлого.

Сегодня нам кажется, что в этом опыте нет ничего специфического. Возможно, да, для нас. Но в контексте множества case studies различных медиапространств и аудиторий в разных регионах земного шара советский и перестроечный опыт взаимодействия с медиа может восприниматься совершенно иначе – как нечто весьма особенное, редкостное, существенно отличающееся от множества других медийных конфигураций.

Конечно, мой опыт, как и элементы индивидуального опыта различных интервьюеров, не могут претендовать на универсальный и всеобъемлющий характер, но мне представляется, что такой подход в данном случае будет продуктивнее, чем вычитывание «средней температуры по больнице» из трудов, претендующих на отображение всеобъемлющей картины повседневного бытия больших экранных форм в советский и постсоветский периоды. Я считаю свое исследование дополнением к наработкам смежных наук, которое может несколько приблизить современного читателя, особенно молодого читателя, не испытавшего на себе особенностей советской медийной среды, к пониманию нашего медийного прошлого.

Пойти по намеченному пути я считаю принципиальной необходимостью, поскольку другие методы не позволяют зафиксировать многих нюансов, лежащих в области пограничной, трудноуловимой и не поддающейся точным исчислениям – области между внешним миром повседневности и внутренним миром человека, мироощущением конкретных индивидов или атмосферой эпохи. Например, А. А. Ушкарев в одном из своих серьезных социологических исследований разграничивает «культурную активность» во взаимодействии с искусством (в данном случае, изобразительным, в музее) на три варианта: