Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 1

Как только в наш рецептивный обиход входит представление о художественном произведении как многомерном «потоке» смыслов, все компоненты художественного произведения большой формы обретают неожиданную интерпретацию. Расплывается понятие сюжета; из понимания сюжетной логики уходит обоснование строгой детерминированности социальных, исторических и психологических обстоятельств; все большую роль в формировании сюжетной ткани (она заменяет собой сюжет) начинает играть случайность, точнее целые ряды случайностей, размывающие сюжетную ткань. Сюжет в произведениях большой формы уже не воспринимается как линейная цепочка событий или даже несколько цепочек событий, пересекающихся между собой, – это, скорее, «клубок» множества сюжетных линий, перепутавшихся в процессе саморазвития, это пересечение различных событийных рядов в сложно организованном многомерном пространстве-времени большого произведения. Как пишет применительно к подобной проблематике М. Деланда, «никакая серия событий не возникает в абсолютной изоляции от других серий, которые могут создавать для нее помехи» [108].

Фактически вместо сюжетной логики, представленной цепочкой событий, детерминирующих друг друга, динамика произведения большой формы выражена последовательностью эпизодов, часто никак между собой не связанных – ни тематически, ни логически (например, соотнесенных между собой по контрасту, по степени неожиданности или непредсказуемости, выхваченных из разных событийных рядов и сюжетных линий). Подобная внесюжетная, чисто композиционная динамика произведения большой формы во многом продиктована занимательностью или панорамностью обзора событийного поля. При этом точка зрения обозревателя или нарратора никак не фиксируется, а ее движение относительно объектов отображения или возможных реципиентов изложения – во многом произвольна. Все это в той или иной степени заложено в основании большой формы. «Онтологический статус всякого ассамбляжа <…> состоит в его уникальности, сингулярности, исторической контингентности и индивидуальности» [109], – подытоживает свои наблюдения М. Деланда.

Отсюда черпает свои истоки и принцип сериальности как основание дискретности большой формы. Между отдельными сериями содержания произведения большой формы нередко наблюдается смысловой «скачок», «разрыв», «отчуждение». Парадоксальным образом подобные «швы» содержания – посреди событийного «потока» – не только не разрушают цельности произведения большой формы, но способствуют неожиданной интеграции далеких частей и «пластов» содержания, «вненаходимых» событийным и внесобытийным рядам, которые оказываются связанными (даже «сшитыми» на «живую нитку») обозревателем или нарратором (им может быть и сценарист, режиссер) без каких-либо дополнительных условий. Это семантическая «сборка» целостного произведения, демонстрируемая реципиентам с предельной наглядностью. Смысловые множества (ассамбляжи), принадлежащие различным сериям содержания, сходятся в новых ассамбляжах, «собранных» на иных объединяющих условиях, нежели прежние множества.

«Автономия целостностей относительно их частей, – замечает М. Деланда, – гарантируется тем фактом, что они могут оказывать причинное воздействие на эти части – как ограничивая, так и наделяя их возможностями, – а также тем фактом, что они могут взаимодействовать между собой образом, несводимым к их частям, то есть так, что объяснение взаимодействия, включающее детали составных частей, будет излишним» [110].Так, например, взаимодействие разных сюжетных линий произведения большой формы, как правило, осуществляется без апелляции к отдельным ситуациям, характерам, мотивам поведения, идеям персонажей (как это обычно происходит в масштабах произведений малой формы). В то же время «сборка» сюжетной ткани осуществляется и без ссылок на общие исторические обстоятельства, объединяющие персонажей произведения откуда-то «сверху»

Это наглядная демонстрация читателю или зрителю масштабов обозреваемой «многосерийной» реальности, «не знающей краев» – ни в историческом, ни в географическом, ни в социальном плане, включающей в себя множество разноуровневых ассамбляжей, то частично пересекающихся между собой, то включенных друг в друга или конфронтирующих между собой. Чем шире веер разбегающихся серий, чем заметнее схождение разноформатных ассамбляжей, чем демонстративнее возникающие «разрывы» в непрерывном «потоке» плюралистического содержания, – тем более значительным предстает «горизонт ожиданий» читателей и зрителей произведений большой формы, тем обоснованней кажется жанровая специфика большой формы как множественного и гетерогенного воплощения соответствующего «большого содержания», тем убедительнее «сборка» целого из разнородных компонентов.