Детские досуги в Башне тоже не приветствуются, так как считается, что они отрывают детей от действительности (типичный аргумент критиков видеоигр). Капелла говорит об этом: «
Другая проблема состоит в том, что Многогранник (подобно Гамельнскому крысолову) стал похитителем почти всех городских детей. Этой ситуацией более всего недовольны будущие лидеры Уклада – Артемий Бурах и Капелла. Они связывают решение судьбы города с детьми и стремятся вывести их из Башни. Отношение Артемия и Капеллы к роли детей в обществе не сильно отличается от принятого в крестьянской народной традиции, где периода беззаботного детства не существовало, дети рано начинали работать и выполнять обязанности взрослых. Это считалось нормальным, осуждалось обратное (в сказках образы ленивых детей чаще всего отрицательные). Так, Капелла одобряет решение Таи Тычик уйти из Многогранника в Термитник, полагает большим достижением, что из несмышленной крошки Тая превратилась в Мать Настоятельницу и управляет многотычячным Термитником и Бойнями (по современным же понятиям это значит, что маленький ребенок из мира нормального детства – с беспечным досугом, веселыми играми, общением со сверстниками – попадает в грязный зачумленный барак, наполненный тысячами грубых мясников и полулюдей одонгов).
Впрочем, и сама Капелла, мудрая не по годам, в свои 11 лет выполняет близкие по смыслу функции, по-матерински опекая детей города.
Довольно убедительно выглядит критика Мноногранника, основанная на представлениях Уклада: если город – это вселенский бык, то фундамент Башни (штырь, врытый глубоко в землю) – это нож, который вонзили в тело быка. С этой точки зрения Башня кажется для живого организма города чем-то противоестественным. Такое мнение как будто подтверждает и кровавое пятно, проступившее у подножия Башни – значит штырь повредил артерии города, и подземная кровь просочилась на поверхность (однако до эпидемии, все 10 лет, сколько стоит Башня, этого не было).
Уклад и Утопия
Сопоставление разных миров – одна из распространенных сюжетных моделей в видеоиграх (фантастический и реальный мир, историческое прошлое и техногенное будущее и т.д.). Казалось бы в «Море» мы видим аналогичный случай, ведь Уклад и Утопия воспринимаются как совершенно разные и даже полярные системы: они различаются как родовое, стадное – и индивидуалистичное, как хтоническое, земное – и небесное, как архаическое – и футуристическое, как традиционное – и революционное, как стабильное, прочное – и неустойчивое, все это отражают два противоположных по типу архитектурных сооружения – самое примитивное и самое замысловатое.
Но эти эффектные контрасты связаны лишь с первыми поверхностными впечатлениями. В действительности Уклад и Утопия – родственные феномены: это две древние традиции – народная и эзотерическая, примордиальная (если пользоваться термином Рене Генона), основанные на длительном накоплении и передаче знаний и духовных ценностей. Обе формы культуры являются закрытыми, герметичными, обе формируют тайные языковые коды, недоступные чужим, непосвященным, свою мифологию или философию. Также для них в одинаковой мере характерно создание развитой системы символов, набор ритуалов, организующих внутреннюю жизнь сообщества, и магические практики.
Важно, что обе системы существуют вне рамок разрешенной, одобряемой государством культуры и в обход официальной идеологии. Это живые, самодостаточные, органичные, самобытные и глубокие культурные традиции.
Изоляция от мира в городе «Мор. Утопии» способствовала удержанию древних языческих верований и развитию эзотерического сообщества. И Уклад, и Утопия создали свое чудо – великое одухотворенное тело (удурга) – живой город и живую Башню.
С точки зрения государственных контролирующих органов это подозрительные маргинальные образования и весьма странный город – с языческим капищем, реками подземной крови, сектой каинитов и бутафорским собором.