Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

В начале был мятеж,
Мятеж был против Бога
И Бог был мятежом.
И все, что есть, началось чрез мятеж.
…

Мир – лестница, по ступеням которой

Шел человек.
Мы осязаем то,
Что он оставил на своей дороге.
Животные и звезды – шлаки плоти,
Перегоревшей в творческом огне:
Все в свой черед служили человеку
Подножием,
И каждая ступень
Была восстаньем творческого духа.

Лишь два пути раскрыты для существ,

Застигнутых в капканах равновесья:
Путь мятежа и путь приспособленья.
Мятеж – безумие;
Законы природы – неизменны.
Но в борьбе за правду невозможного
Безумец —
Пресуществляет самого себя,
А приспособившийся замирает
На пройденной ступени.
Зверь приноровлен к склонениям природы,
А человек упорно выгребает
Противу водопада, что несет
Вселенную
Обратно в древний хаос.
Он утверждает Бога мятежом,
Творит неверьем, строит отрицаньем,
Он зодчий,
И его ваяло – смерть,
А глина – вихри собственного духа.
…

Настало время новых мятежей

И катастроф: падений и безумий.
Благоразумным:
«Возвратитесь в стадо»,
Мятежнику:
«Пересоздай себя».

Решения о судьбе города. Жертвоприношение

Один из ключевых моментов игры – появление картинки «город со стороны», которая по ходу действия постепенно дополняется и уточняется. Это условно-символическое отражение понимания города, сложившееся у главных героев. Три картинки состоят из одинаковых элементов (холм, дома, Бойни, Многогранник), образующих совершенно разную логическую структуру.

Картинка Данковского напоминает техническую схему, где стрелками изображено направление и распределение сил равновесия у Многогранника, обеспечивающих ему устойчивость. Очевидно, что бакалавру интереснее всего разгадать инженерную идею Башни. Длинный фундамент-штырь погружен в кровавую почву, но Башня существует как бы отдельно от города, она никак не связана с рабочими кварталами и Бойнями.

Картинка Бураха не техническая, а анатомическая, это не мертвая конструкция, а живой организм. Функционирование тела города обозначено не стрелками, а кровеносными сосудами, отображающими его систему кровоснабжения. В целом силуэт города напоминает женскую фигуру: двойной шатер Боен можно уподобить женской груди, а Башня выполняет роль утробы, в нее помещен эмбрион. Таким образом Многогранник имеет не только присущую ему фаллическую символику, но и обретает символизм утробы. Это Башня-андрогин (не случайно у нее два названия – мужское и женское). Андрогинным можно считать и образ Симона Каина – недаром он успешно выполнял роль Хозяйки города.

Эмбрион может означать душу Симона, вселившуюся в Многогранник, либо маркировать Башню как государство детей, либо символизировать будущее города, эмбрион также позволяет представить Башню как дитя города, вскормленное его кровью.

В отличие от Данковского, Многогранник у Бураха непосредственно связан с Бойнями, видно, что Башню питает скотобойный промысел, возможно, она высасывает из города все соки.

Итоговая картинка Клары близка изображению Бураха – город для нее тоже представляется живым организмом, и в Башне тоже есть зародыш. Но интереснее один из промежуточных вариантов Клариной схемы: на нем изображены звезды и планеты – это космогоническая концепция, соответствующая Кларе как природной космической силе – стихийной, нечеловеческой, внеморальной и внесоциальной. Также видно, что на этом этапе у Клары еще не сложилось окончательное мнение о Многограннике, поэтому он напоминает призрак или облако пара.

Нетрудно заметить, что три взгляда отражают разные стороны мироздания и создают некое суммарно целостное представление о модели города: Данковский рассуждает о неорганической материи, его взгляд на вещи – механистический, ньютоновский; Бурах думает о живой, органической материи, он видит мир как патологоанатом; для Клары город – крохотная часть мироздания, космоса, подчиненная общим законам вселенной, но это взгляд скорее мифогенный, а не научный.