Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

Конечно, Самгин к ним не принадлежит. Роман заканчивается его смертью. Все, что связано с рождением нового мира, в который писатель верит, происходит без участия Самгина. Ведь в описываемую в романе эпоху был уже Ленин. Эпоха лишних людей заканчивалась. В первых книгах вождей только ждут. Приходят же массы. Ближе к финалу уже появляются и ожидаемые вожди. Но их благотворное влияние в романе отсутствует. Они пока – только возможность. Их на этот раз отформатирует массовое сознание. Ближе к финалу романа все чаще упоминается имя Ленина. Да, именно упоминается, но и только. Ленин еще не был тем самым Лениным, образ которого будет отшлифован массой. Он будет создан позднее, чему, как покажет С. Московичи, будет способствовать, как это ни парадоксально, Сталин, конечно же, в собственных интересах [195].

Проблема лишь в том, что если у Горького были претензии к лишним людям, то ведь и к «людям дела» претензий у него уже набралось немало. Потому и понесли от него пакет к Кирову. Претензии были не только к Ленину в тот период, когда еще можно было высказываться, но даже к Сталину, когда высказывания могли кончиться печально. Но, может быть, летописи смуты, на которую претендовал Горький, все же не получилось? Почему? У художников многое не получается, а если и получается, то как-то внезапно и неожиданно и, может быть, даже не то, что хотелось. Вот ведь написал же Горький портрет Ленина (хотел написать, во всяком случае), планировал и портрет Сталина, а не получилось. Может быть, в летописи Горького эти самые вожди и должны были предстать людьми действия. Но, возможно, в сознании писателя их деятельность перестала восприниматься позитивной. Дело доходило до того, что Горький (если верить А. Ваксбергу) мог возглавить группу, ставившей своей целью смену власти, т.е. устранения от власти Сталина [196]. В этой ситуации, конечно, грандиозный проект – летопись в форме романа, если он существовал и не мог реализоваться. Вообще, видимо, следовало писать уже другой роман. Писать, не закончив тот, о котором здесь идет речь.

События, описанные в романе как один из эпизодов в развертывании отношений между массой и вождями. Исторический процесс, начало которого воспроизведено в романе, как он предстает уже взглядом из ХХI века

Наши предположения о существовании горьковского проекта подводят к необходимости выделить в истории описываемой Горьким смуты две фазы развития массовой ментальности – бессознательной и сознательной. В конце концов, то, что получилось в романе, не важно, в осознанном или в неосознанном автором форме, может быть адекватно осмыслено лишь при условии, что описанная в романе ситуация включена в последующие процессы, которые сам автор уже описать не мог, процессы, продолжающиеся за скобками романа. Если опять же прибегать к терминологии В. Паперного, то «культуре Один» соответствует бессознательной период в ситуации вспышки массовой ментальности. То, что политический курс вызывает к жизни архетипический комплекс, еще никто не осознает. Это стихия исключительно эмоциональная, и развертывается она в форме эпидемии. Поэтому в какой-то степени этот период движения к революции и сама революционная ситуация сопровождаются скорее романтической аурой.

Новый период в психологии масс (а мы имеем в виду исключительно российскую историю ХХ века и, еще точнее, первую половину ХХ века) наступает, когда процесс становления и оформления массовой ментальности как начавший определять исторический процесс, становится предметом рефлексии. Рефлексия же происходит, когда от сопровождающей революцию эмоциональной вспышки устают. Эмоциональная волна спадает. Гипноз события увядает, и возникает возможность оказаться ближе к осознанию того, что же все-таки в истории случилось. Эту ситуацию начала рефлексии над революционной вспышкой обостряет еще и то, что предметом сознания одновременно становится что-то вроде тупика, к которому обезумевшее общество подвела революция. Эта ситуация, естественно, окрашивает восприятие революции как события в пессимистические тона, что, конечно, имело место и получило отражение в искусстве, например, в поэзии С. Есенина еще в 20-е годы.

В этой ситуации возникает потребность осознать, что единство, возникшее в результате вспышки массовой ментальности во время революции и мифа, является кратковременным. Осознание неадекватности массовой ментальности и мифа – первый шаг к тому, чтобы ситуацию осознать, ею овладеть и использовать миф в манипулятивных целях. Если иметь в виду российскую историю, то многие представители большевизма или не осознавали действительность мифа и сакрализацию революции или не видели в этом проблемы, а точнее, вообще об этом не рефлексировали, и уж точно, никто не думал о том, чтобы миф использовать в пропаганде и манипуляции массами.