Можем или не можем мы играть с европейскими профессиональными футболистами?
— Можем, — говорили одни.
— Едва ли выстоим, — сомневались другие.
А скептики безнадежно махали руками и прямо заявляли:
— Да куда там нашим! Обалуют, как детей.
Николай и Александр были в числе оптимистов. Они считали, что сборная команда Рабочего спортивного союза Австрии, у которой в эту поездку сборная Москвы выиграла со счетом 2:0, не уступала по классу национальной сборной Австрии.
Это действительно была очень сильная команда. В ее составе выступали игроки, недавно перешедшие из профессионального буржуазного футбола в рабочий союз.
Были к этому времени у советских футболистов и другие довольно значительные победы. Они уже побывали во Франции, Германии, Финляндии, Швеции и Норвегии и везде выступали успешно.
Многие зарубежные команды побывали и в Советском Союзе. Это были команды рабочих спортивных организаций. Среди них встречались серьезные противники. Подавляющее большинство матчей выигрывали советские футболисты и нередко с очень крупным счетом. Были и поражения. Гостившая в том же 1928 году в СССР рабочая команда Нижней Австрии нанесла поражение сборной РСФСР со счетом 1:3.
У советского футбола накопился опыт международных встреч, выросло новое поколение талантливой молодежи. Игра стала содержательнее, налаживались лучшие связи между линиями защиты, полузащиты и нападения.
Разговоров о невероятно высоком классе игры профессионалов было много и преувеличений в них тоже немало.
В то время в зените славы была национальная сборная команда Уругвая. Дотоле никому не известные уругвайские футболисты неожиданно выиграли подряд олимпийские турниры 1924 и 1928 годов. Кемаль-Рифат, правый хавбек национальной турецкой команды, а затем судья, видевший в Париже игру уругвайцев, восторгался:
— Почта! Хорошо организованная почта — игроки точно адресуют мяч друг другу. Правый хавбек Андрадэ привел в восторг парижскую публику: он пронес от центра поля до ворот противника мяч на голове! Удары уругвайских форвардов неожиданны и предельно точны.
Такие и подобные им рассказы доходили до ушей широкой футбольной публики и вызывали преувеличенное представление о зарубежном футболе.
Как раз в разгар славы южноамериканского футбола к нам на спартакиаду приехала рабочая команда Уругвая. Они проиграли нашим командам все матчи. Но суетливый Генрих уже носился по трибунам стадионов и рассказывал о своем разговоре с тренером уругвайцев.
— Я спросил его, — говорил Генрих, — «Как вы думаете, с каким счетом ваша команда сыграла бы с уругвайской национальной сборной?» Он ответил: «Счет был бы сколько угодно плюс бесконечность». — Тогда я спросил его: «А как уругвайская национальная команда сыграла бы с нашей советской командой?» Он ответил: «Здесь счет был бы двухзначный!» Честное слово, он так именно и ответил! — клялся Генрих.
Такие рассказы имели широкое хождение среди болельщиков.
Но мы, футболисты, уже знали им цену.
В футболе есть объективный критерий — это статистика. Но у нас не было еще такого статистического материала, по которому можно было бы сопоставлять наш класс с классом мирового футбола. Действительно, уровень нашего футбола мне, как и многим другим, казался неясным.
Да и не только общий уровень футбола или хотя бы команды, свой собственный класс игры трудно поддавался анализу.
Возвращаешься домой с поля хмурый, недовольный. Думаешь: «Как же я плохо сегодня играл!» Навстречу болельщик. Он бросается тебе чуть ли не в объятья:
— Андрей, друг ты мой! Как же ты здорово играл сегодня!
И наоборот:
«Ох, и сыграл же я сегодня блестяще!» — радостно думаешь про себя. И вдруг ушат холодной воды:
— Что это с тобой сегодня? Ну и осрамился же ты! — укоризненно и вместе с тем соболезнующе говорит вчерашний твой почитатель.
Миллион терзаний!
Тогда постоянных тренеров при командах не было. Эпизодически к тренировке сборных команд привлекались в Москве Михаил Степанович Козлов да Михаил Давыдович Ромм. Школы тренеров еще не существовало.
Уровень теоретических знаний у самих игроков был, прямо скажу, невысок. Кто скажет всю правду, буду я игроком или нет? Вот что меня мучило в ту пору. Под игроком я подразумевал футболиста сборной команды.
Дерзкие мечты! Но когда же и мечтать, как не в двадцать лет.
Пока я мечтал, пока стучал кулаком по столу, доказывая в жарких спорам что мы, любители, с успехом можем играть с профессиональными буржуазными командами, время шло. Наступила осень, и меня призвали в армию.
— Годен в пехоту, — сказали на призывном пункте.
С грустью уходил я из дому. Ребята собирались на тренировку... А мне надо на сборный пункт. На два года из дому!
Придется ли заниматься спортом в армии? Играют ли там в футбол? Неужели два года без игры?!
По дороге я зашел в парикмахерскую и остригся наголо, с великой скорбью расставшись с модным тогда «полубоксом».
Я стал курсантом полковой школы Московской пролетарской стрелковой дивизии.
Наша часть стояла недалеко от Сухаревой башни — в Спасских казармах.