Большой футбол

— Кто у вас новый начальник? — спрашивает кто-то из посетителей.

Я прислушиваюсь.

— Физкультурник какой-то, — отвечает Михаил Михайлович Намсон, старый мастер по скаковым седлам.

— Ну что, деловой человек?

— Одно слово — физкультурник. А там уж сам решай, деловой или нет!

Да-а. Трудновато мне будет...

Звонит телефон. Вызывают из главка.

— Что, что растет в балансе? — переспрашиваю я. Начальник финансового отдела кричит мне в трубку, что у нас в балансе фабрики растут «иммобили». А я не знаю этого бухгалтерского термина и не могу дать вразумительного ответа, почему эти «иммобили» растут в нашем балансе. Черт их знает, почему они растут и кто они такие! За стеклом я вижу Намсона. Он делает вид, что рассматривает английское седло, а на самом деле слушает мой разговор. На лице его нескрываемая ирония. Что, мол, попал в переплет, физкультурник? Одутловатое лицо Намсона с седыми отвисшими усами вызывает во мне злобу. Мне хочется ему крикнуть: «Да, да, я не знаю, что такое «иммобили»! Но ведь и ты не сразу стал мастером».

Вечером я едва дождался прихода Александра. Он в это время работал главным бухгалтером на такой же фабрике по производству спортинвентаря.

— Что такое «иммобили»? — спросил я у него.

— А-а, — смеется он, — это, брат, тебе не аут выбросить.

«Не боги горшки обжигают», — подбадривал я себя, отправляясь утром на работу.

Действительно, горшки обжигают не боги. Довольно быстро я вошел в курс дела.

Правда, мне повезло. Моим заместителем был Роман Робертович Граслов. Замечательный организатор, он имел высшее экономическое образование и, бесспорно, был хозяйственником крупного масштаба. Он и научил меня. Кроме того, он лучше других понимал мою страсть. Он тоже был любитель и тоже был подвержен страсти. Но не футболу были посвящены его помыслы. Слава Карузо, Собинова и Козловского не давала ему покоя. Он хотел стать знаменитым тенором... Все свободное время он отдавал пению, веря в себя неизмеримо больше, чем окружающие.

Роман Робертович хорошо помог мне на первых порах моей хозяйственной деятельности.

Фабрика наша разрасталась. Объем работы увеличивался. Ответственность повышалась. Но, странная вещь, увеличение забот моему спортивному росту не мешало. Я по-прежнему каждую свободную минуту отдавал футболу. Футболу я был верен.

XII. ОПЯТЬ ТУРКИ

Проводы. — Чувство меры. — Вагон с орлами. — Босфор, Стамбул. — Преодоление трусости. — Самый грубый международный матч. — Анкара. — Триумф Бабкина. — Встреча. — Впереди Европа.

Платформа Киевского вокзала заполнена футболистами, их родственниками, друзьями, болельщиками. Снова через семь лет первая сборная СССР отправляется в Турцию. Это будет четвертая по счету встреча советских футболистов с турецкими. Дважды они приезжали в нашу страну, вторично наша сборная отправляется на Восток. На этот раз и я еду в составе первой сборной. Предстоит сыграть с черноморскими соседями четыре матча.

— Не посрами нашу фабрику! — напутствует Роман Робертович Граслов.

— Не посрами Пролетарскую дивизию! — кричит мне комроты Георгий Антонович Малаховский.

— Не посрамите ваших болельщиков, — шепчет мне мой друг артист Художественного театра Михаил Михайлович Яншин.

— Не посрами своих учителей, — наставительно говорит старый спортсмен Николай Александрович Гюбиев, один из руководителей и организаторов Замоскворецкого клуба спорта.

Гюбиев отводит меня в сторону:

— Помни! Против тебя будет играть левый край турок Ребия. Ты видел, какой он в прошлом году произвел фурор среди московских зрителей, какие он показывает финты и корпусом и ногами! Просто налим какой-то, не ухватишь его: мяч в полуметре от боковой линии, сзади хавбек, ничего тут не придумаешь — мышеловка, вдруг раз, два, три, качнулся корпусом, сделал ложные замахи ногой, неожиданный рывок влево, вправо, выскочил, забил ведь! Под самую планку! Трудный будет у тебя противник. Не увлекайся нападением, но и не торчи только в защите. Помни о чувстве меры в игре.

— Закрыть надо его наглухо: вот тебе и вся мера, Николай Александрович, — отвечаю я, а сам думаю: «Где оно, это чувство меры? В чем оно?»

Чувство меры у полузащитника — это чувство его ответственности за «подопечного» форварда противника. Лучше десять раз опоздать в нападении, чем один раз в защите, — вот первая заповедь хавбека в игре против такого грозного левого края, как Ребия.

— По вагонам!

Я прощаюсь с провожающими, захожу в вагон, открываю окно...

На этом же перроне семь лет назад стоял и я в толпе провожающих, мечтал о героических победах, о Босфоре, о Стамбуле... Вот она, мечта, ставшая действительностью. Но я почему-то не ощущаю прилива счастья. Нет, совсем не о славе думаю я сейчас. Предстоит трудная, очень трудная борьба, ответственная, серьезная... Не осрамлюсь ли я, буду ли достоин надежд, которые возлагают на меня эти люди, машущие сейчас шляпами и кепками с перрона?