Большой город

Она почувствовала рядом с собой чей-то запах. Слабый. Цветочный запах от меха Джулепа. И – ы-ых ы-ых ы-ых – Олео. Его жёлтый запах слабел… растворялся.

Жизнь снова оказывалась непредсказуемой.

* * *

Ласка вздрогнула и очнулась.

Чёрный ветер щипал её за нос и за уши. Морозил слёзы в глазах, затуманивая обзор. Ей казалось, она плывёт под небывалым небом – не в дымке городских фонарей, а под бескрайним водоворотом колючих голубых точек. Это небо растянулось так широко и было таким чёрным и глубоким, что становилось страшно: а вдруг она провалится в него навсегда?

Звёзды мерцали и ускользали во тьму…

И она пробудилась от слепящего света.

Она прищурилась, пытаясь выглянуть за белую пелену, которая заливала глаза. Запах электричества – Голубой запах – извивался поблизости в железных путах.

Из света выступил силуэт, похожий на скелет. Остро и густо расцвело запахом пота. Кожаные руки схватили её туловище, будто оно ей больше не принадлежало. Пальцы подёргали мех, и слабое перепуганное рычание вырвалось у неё из горла. Руки поднимали ей хвост, оттягивали назад веки, тыкались в рёбра и тёрли дёсны. Холодное железо вгрызалось в живот и забиралось глубоко в уши.

Сердце у Ласки колотилось как сумасшедшее. Дыхание участилось. Глаза в глазницах бегали влево и вправо в поисках выхода. Где-то поскуливал Джулеп. Тяжело дышал Олео.

Она увидела серебристую вспышку, и острая как игла боль, пронзила основание уха. Боль ярче самого света.

И на этот раз Ласка была признательна за наступившую тьму.

2

КОГДА ЛАСКА СНОВА открыла глаза, она увидела переплетённую крест-накрест проволоку, в которой отражался красный свет. Она-то надеялась очнуться от кошмара, а кошмар никак не хотел заканчиваться. Она была в клетке.

Ласка перекатилась на живот. Слабость в мускулах потихонечку растворялась. Проволочный пол вгрызался в мех, доставая до самой шкуры, резал подушечки на лапах. В ухе стучала кровь, и что-то холодное и тяжёлое свисало на щёку. Ласка выворачивала голову, скашивала на сторону глаза – всё было тщетно: эта висячая штука ускользала от взора. Сверху, на потолке клетки, полыхали красные полосы, проливая тепло на её шубку. Но растопить холод в костях они не могли.

Из-за проволочной стены веяло таким жгучим холодом, что вдохни его, и лёгкие обрастут изнутри сосульками. Она увидела бескрайнюю лужайку, погребённую под снегом. С одной стороны стоял дом, кружевные окна светились огнём свечей. С другой стороны было огромное белое здание – зимней ночью оно напоминало безглазый череп.

Слева от Ласки высился стылый лес.

Справа тянулись двойные ряды клеток – точь-в-точь как та, в которой оказалась она. В некоторых сидели лисы, и чем больше сетчатых стен разделяло их, тем неяснее становились их очертания. У лис были вислые уши и непривычно большие глаза. Они таращились на неё.

Ласка расхныкалась.

– Что так грустить, дикарочка?

Это заговорила лисица из клетки рядом. Живот у неё был круглый, как камень.

– Где Олео и Джулеп? – спросила в панике Ласка. Мальчишек нельзя было ни увидеть, ни даже унюхать. Сердце её рвалось на куски – только бы учуять, что они живы!

– Кто? – не поняла лисица.

– Лисы, с которыми меня привезли!

– А! Вот ведь диковинные имена. Джу-леп на другом краю клеток. – Лисица повернула нос к освещённому свечами дому. – О-Триста семьдесят заболел, поэтому Ферн забрала его в дом – выхаживать. – Она покачала в изумлении головой. – Когда он сбежал, мы думали: наверняка умрёт. Но, видно, сбылась наконец мечта, и он стал домашним.

О-370. Это имя Ласка уже почти позабыла.

Какое-то слово попыталось забраться ей в голову – название этого места, – но она скривилась и прогнала его. Она почувствовала тогда запах пота Скрытого Человека. Она догадалась, что он их не убьёт. Если б она только знала, что он повезёт их сюда…

Хлопнув ушами и мотнув серебристой биркой, беременная лисица склонила голову набок:

– Тебя зовут С-002?

Так вот что за тяжесть свисает над щекой Ласки! Она упала на живот и попробовала лапой сбить бирку с уха.

– Удачи, – сказала лисица. – Теперь эта бирка стала частью тебя.

Каждый раз, когда Ласка дотягивалась лапой до бирки, острая боль пронзала ухо и даже череп. Ласка опустила лапу. Глаза налились слезами. Она вскочила и упёрлась лапами в проволочную стену, которая отделяла её от мира. Сетка выгнулась, но держала крепко.

– Мне надо отсюда выбраться, – прошептала Ласка.

– Зачем? – удивилась лисица. – С таким чудным мехом ты наверняка станешь самкой-производителем.

Ласка отпрянула от сетки. Плечи у неё сгорбились:

– Самкой-производителем?

– А Триста семидесятый правда жив? – спросил лис из клетки позади Ласки. Глаза у него сверкали красным.

Ласка посмотрела на дом и проглотила комок, что застрял в горле:

– Я очень надеюсь. Он заразился жёлтым.

На лице у лисёныша появилось огорчённое выражение, но он тут же стряхнул его с себя.

– Вот, что случается, – величественно произнёс он, – когда забываешь заветы предков.