– Я не знаю! – Почти крик: – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я сидел тут наготове, на случай если вдруг потребуется отвезти тебе письмо? Ты даже ни разу не поблагодарила меня. Или ждать, когда тебе понадобится человек, который скажет тебе, дескать, ты, делая то, что хочешь и когда хочешь, даже если это наихудшее из возможных решений, абсолютно права? Или ждать, когда ты захочешь трахнуть меня раз в пять лет? А потом опять уедешь, даже не попрощавшись.
Калеб развернулся и быстро отошел, затем присел на корточки, закрыв голову руками. Мэриен подошла к нему, опустилась на колени в грязь. Он откинулся, потянув ее за собой. Обнял крепко, до боли. Одной рукой она схватила его за косу и потянула ее.
– Прости, – буркнула она ему в плечо. – И спасибо, что привозил мне письма.
Он долго молчал, зарывшись лицом в ее шею, прижавшись к ней. Наконец сказал:
– Сейчас ты попрощаешься.
– Нет.
– Но ты же уезжаешь.
Ткнувшись ему в грудь, Мэриен кивнула.
Зайдя на выставку в одолженном, слишком коротком смокинге и с бокалом шампанского в руке, Джейми тут же принялся искать Сару Фэи. Много недель его не оставляла пугающая надежда, что она будет здесь.
Все годы, прошедшие с того дня, когда Джейми приезжал в Сиэтл на церемонию награждения, он избегал этого города, в основном из-за страха натолкнуться на Сару или кого-либо из семейства Фэи. Однако чего он боялся? Что они теперь могли ему сделать? В хорошие минуты он думал: ничего. В унылые перебирал четыре неотвязные, хоть и нерациональные пугалки. Во-первых, Джейми боялся, как бы Фэи не решили, будто вся его карьера – попытка вскарабкаться наверх и влиться в их ряды. Во-вторых, а вдруг ему как-то дадут понять, насколько смешны все его поступки, а сам он выскочка? В-третьих, он боялся, что все еще любит Сару, а в-четвертых, что больше не любит.
Последние два пункта были особенно смешны, поскольку единственной причиной его постоянных мыслей о Саре, решил Джейми, стал их столь резкий разрыв. Она напоминала книгу, откуда выдрали последнюю страницу, оставив его на милость собственного воображения. Если бы он имел возможность видеть ее, Сара не превратилась бы в соблазнительную тайну, сильфиду из грез, к кому обращался его разум, когда с другими девушками все шло наперекосяк (а оно всегда шло наперекосяк), в волшебное решение всех загадок и утоление всех разочарований его существования. Она осталась бы реальной женщиной. Стало быть, размышлял Джейми, когда он встретил ее, он так жаждал любви, так отчаянно хотел собственной жизни, что непомерно раздул юношеское увлечение. Было лето поцелуев, ну и что? Стоит ему увидеть ее, он излечится.
И, вполне вероятно, она будет замужем, что станет окончательным решением всех вопросов.
В любом случае чего уж. Отказываться от выставки было бы безумием. Он приехал за два дня до открытия, чтобы проследить за развеской, а в свободное время гулял по городу, вбирая перемены, потребовавшие десятилетия. Во время прогулок, вспоминая жившего тут мальчика, Джейми светился сладко-горькой радостью. Здесь мысли о Саре ощущались терпимо тоскливыми, а не слезными, как в других местах. В дощатом доме на берегу Орегона он иногда смотрел на свои старые, изображавшие ее рисунки. Сходство с оригиналом-подростком еще волновало его, но потом он ходил мрачный и пристыженный.
Однако вот и Сара. Хотя их разделяла шумная, сверкающая толпа, хотя она стояла к нему спиной, он не мог ее не увидеть. Сара рассматривала картину Эмили Карр; маленькая головка с аккуратным высоким пучком блестящих каштановых волос вырисовывалась на фоне плотных мазков, деревьев, солнечного света, закрученных в радостный водоворот. Над ярким изумрудным вырезом вечернего платья виднелся треугольник голой спины. Ни пучок волос, удерживаемых усеянным жемчужинами гребнем, ни открытая нежная спина не имели видимой связи со знакомой ему девушкой, но Джейми без колебаний, без сомнений понял – это она.
Его картина, изображавшая орегонское побережье, прямоугольник шесть на десять футов, занимала отдельную стену слева от Сары. Та еще с минуту смотрела на работу Карр, затем шагнула вбок к следующей. Рассмотрев ее, опять передвинулась, подойдя ближе к холсту Джейми, но не глядя на него. Намеренно, решил он. Все в ней казалось намеренным. Удлиненная элегантность сменила застенчивую подростковую угловатость.
Джейми начал продираться сквозь толпу в поисках лучшего места на тот момент, когда Сара наконец увидит его картину, хотя одной частью своего существа хотел вскочить между ней и холстом, не дать ей подумать, объяснить, что он понимает, работа неточная, провал, как, впрочем, и все его потуги.
Кто-то схватил его за плечо.
– Восхитительно, – произнес человек. Джейми смутно помнил его, тот как-то был связан с музеем, маленький, розовый, в кудряшках, херувим, да и только. Член правления? Человек энергично тряс руку Джейми. – Просто восхитительно. Мои поздравления.
Джейми рассеянно поблагодарил его. Сара стояла перед картиной, за которой висел его пейзаж.