Большой круг

Закончив с выставкой, Джейми еще сходил к акварелям Тернера. Он вышел из музея в половине двенадцатого, а поскольку пропустил завтрак, то нырнул в первый же попавшийся ресторанчик и заказал кофе и омлет с тостом. Он все еще ждал заказа, когда повар в грязной белой куртке вышел из кухни, включил стоявшее на полке над кассой радио и выкрутил такую громкость, что все замолчали и обернулись. Отрывистый гнусавый голос быстро говорил о японских посланниках, Госдепартаменте, Таиланде и Маниле. Пресс-секретарь президента, продолжил голос, зачитал журналистам заявление. До Джейми медленно доходило: Япония разбомбила военно-морскую базу на Гавайях. Девочка-подросток, сидевшая через два стола от него, разрыдалась. Когда диктор сказал об обязательном объявлении войны, некоторые возликовали. Выпуск закончился обещанием держать слушателей в курсе и без музыкальной заставки сменился заявленной программой: Нью-йоркский филармонический оркестр заиграл что-то противное и диссонансное.

Джейми не знал, куда пойти, и отправился на берег. Судя по всему, остальные тоже так решили, поскольку уже собиралась толпа, в основном мужчины. Они бесцельно бродили, бросали злобные взгляды на запад, на остров Бейнбридж, где-то за которым находилась Япония, как будто на сером горизонте в любой момент могла появиться туча самолетов и тогда люди начнут… а что, собственно? Кидаться камнями, когда сверху посыплются бомбы? Почувствовав себя дураком, Джейми оставил толпу с ее шапкозакидательскими настроениями и пошел наверх. На город опустилось ошеломленное безмолвие, отличное от обычного тягучего воскресного затишья. Из окон плыл оловянный, обволакивающий гул радиоприемников. Люди группками стояли на тротуарах. До сих пор война напоминала Джейми солнце: неумолимое, неотменяемое, но смотреть на него нельзя. Далекие континенты пожирали страдания и смерть, и, не находя в душе героических порывов, он избегал открытого взгляда на этот кошмар из страха, что его тоже поглотит. Но убежать оказалось невозможно. Он почувствовал себя, как в детстве, в горах, когда вдали от укрытия при приближении ощетинившейся молниями грозы не раз попадал в западню.

Из кармана Джейми достал тисненую визитную карточку Сары. Он помнил улицу. Она жила возле парка Волантир, недалеко от родителей.

* * *

Сара открыла дверь только после второго звонка. У нее покраснели глаза, а когда она увидела Джейми, снова брызнули слезы. Она, кажется, и не думала спрашивать, зачем он пришел, только кивнула заходить со словами:

– Так ужасно.

Сара быстро, почти грубо, его обняла, потом приподняла край юбки, чтобы вытереть глаза, на секунду показавшись маленькой девочкой.

– В любом случае добро пожаловать, – прибавила она, чуть улыбнувшись.

Дом Скоттов представлял собой внушительное двухэтажное здание в стиле «искусств и ремесел» с глубоким передним крыльцом. Внутри просторно, много воздуха и поразительное изобилие комнатных растений. Филодендроны усиками листьев в форме сердечка свисали с полок и столиков, а пальмы в кадках чинно стояли в углах, словно ожидая, когда их пригласят на танец. Коврики с геометрическими узорами разбросаны по ореховому полу, а стены украшены эклектичным собранием картин. Из глубины доносилось радио, ставшее громче, когда Сара провела его по коридору мимо столовой. Она перешагнула через брошенные игрушки – металлический грузовик, деревянную лошадку, уродливый замок из деревянных кубиков. В проем двери, ведущей в небольшой кабинет или библиотеку, Джейми заметил свой старый портрет Сары, поблекший, в рамке, над ним висел латунный светильник.

– Льюис дома?

– Нет, он по воскресеньям дежурит в клинике в одной из трущоб. Ушел еще до новостей, но ушел бы в любом случае. На него рассчитывают. Он хороший человек.

Последние слова она произнесла с такой очевидной защитной интонацией, что у Джейми ожила упрямая надежда.

– А ваши сыновья?

– Ночевали у сестры, так что мы смогли сходить на открытие. Их еще не привезли. Не хочу, чтобы они видели меня в таком волнении. Ты помнишь мою сестру Элис? У нее тоже два мальчика, почти такого же возраста. Проходи на террасу.

Светлая терраса была освещена тусклым серебристым светом и заставлена растениями. Джейми вспомнил оранжерею матери Сары, где, когда его приглашали на кофе, чувствовал себя таким взрослым. За стеклами виднелся пологий газон, ярко-зеленый под затянутым облаками небом. В зарослях папоротника на боковом столике стояло портативное радио, и диктор сообщал, что за японскими иммигрантами на Западном побережье установлен строгий надзор. Сара убавила громкость до невнятного бормотания, отщипнула папоротник.

– Наверное, я должна испытывать патриотические чувства, но больше боюсь. И так злюсь. – Она указала на плетеный стул с подушками в цветочек: – Прости. Пожалуйста, садись.

– Я не хочу мешать.

Она села на двухместную кушетку под прямым углом к нему.