– Фантазировать можно до бесконечности, – сказал Дорохов. – Но без посещения кладбища Амазонок нам не обойтись. Предлагаю не отвлекаться по мелочам, а сразу лететь в мемориал. Только там можно будет найти ответы на наши вопросы и оценить степень опасности для Леса. Да и для нас самих.
– Точилин тоже… – начал Сергей Макарович.
– Точилин при любом раскладе не играет большой роли. Он сам выбрал свою судьбу.
– Как раз он и может стать реальной угрозой.
– Ах, в этом смысле? Согласен, может, особенно если снова начнёт экспериментировать с Демонами. И всё же давайте заниматься главной проблемой.
– Принимается.
Аэробайки повернули к устью тоннеля, соединявшего третий уровень – саванну – с четвёртым.
Вселенная Большого Леса была устроена так, что не существовало единой шахты, которая пронизывала бы весь «бутерброд», и вернуться назад, то есть вверх, по шахте, по которой отряд спускался из верхних слоёв на нижние, было невозможно. Однако Сергей Макарович знал эту особенность лесной метавселенной и повёл спутников к другому тоннелю.
Уже подлетая к невысокому холму с «бетонным» кольцом устья шахты, разведчики заметили движение на горизонте, примерно километрах в пяти от них. Мерадзе показалось, что по пескам саванны катится пыльный смерч, образуя своеобразное перекати-поле. Но отвлекаться на изучение смерча не стали, настроенные на продолжение спуска в «преисподнюю» Леса.
Четвёртый уровень лесного мироздания мало чем отличался от второго: до горизонта, ограниченного поднимающимися в небо горными складками, простирался буреломный растительный покров, украшенный двухсотметровыми свечками псевдокипарисов. Но здесь отряд ждала встреча с меняющим форму облаком шмелей, выскочивших из тёмно-зелёных зарослей кустарника. Во всяком случае, так поначалу решил Сергей Макарович, что это были шмели. Хотя ему и показалось, что они крупнее в размерах, чем встречаемые раньше.
Какое-то время это облако висело в отдалении грозным клювом гигантской птицы, но стоило аэробайкам двинуться к нему (Мерадзе предложил напасть первыми, чтобы показать, кто тут главный, как он выразился), как шмелиный клюв метнулся прочь, растягиваясь в подобие пёстрой текучей змеи.
– Как они дёру дали! – обрадовался Мерадзе. – Испугались, гады! Помнят, как мы их лупили!
– Мне почему-то кажется, что они здесь прячутся неспроста, – задумчиво произнёс Дорохов. – Попутчики же они плохие. Если потянутся за нами, придётся их останавливать.
Но тревоги байкеров оказались напрасными. Шмели больше не показывались на глаза, спрятавшись в зарослях полузасохших растений. Живых деревьев и кустов в четвёртом слое лесной вселенной почти не осталось, и здешний лес выглядел как после губительного пожара, навевая тоску и меланхолию.
Но и пятый уровень «бутерброда» мало чем отличался от четвёртого. Растений в нём было ещё меньше, преобладали не очень высокие псевдобуки и псевдограбы с редкими вкраплениями «панданусов», а цвет растительности в целом: серый, бурый, желтоватый – наводил на мысль, что лес пятого этажа представляет собой бледную копию Леса наверху, след реальности, получившей развитие при создании здешней вселенной. Сергей Макарович вспомнил гипотезу Карапетяна, что все физические эффекты лесного континуума проявляются здесь благодаря нецелочисленному количеству измерений, что, наверно, соответствовало истине.
И ещё на одно обстоятельство обратил внимание Савельев: к горизонту поверхность леса начинала подниматься тоже по этой причине, отчего казалось, что люди находятся на дне гигантской чаши. Пятый уровень лесного мироздания имел меньшие размеры, словно весь комплекс Большого Леса был сконструирован в форме яйца. Самую большую площадь – по центру яйца – занимал собственно сам Лес, а вниз и вверх уходили его клоны, копии, понемногу теряя физические характеристики и становясь бледными тенями главной реальности. Шестой же уровень и вовсе принадлежал донышку вселенского яйца, которое занимал мемориал Амазонок.
Воздушные мотоциклы вылетели из тоннеля в сумеречный мир «дна», и байкеры на минуту остановились, чтобы разглядеть странный город-кладбище, здания которого представляли собой памятники и статуи, выращенные в форме женских фигур.
Дорохов и Ливенцов впервые посещали этот город, поэтому любовались изваяниями дольше.
Сергей Макарович и Мерадзе уже спускались сюда и знали особенности рельефа, а также район, где располагалось центральное сооружение.
– У них действительно по три лица? – поинтересовался Ливенцов, осмотрев голову ближайшего изваяния.
– По три, – подтвердил Мерадзе. – В остальном они похожи на наших женщин. В центре главного зала стоит скульптура поменьше, очень красивая, залюбоваться можно. И все они не сложены из каких-то отдельных блоков или кирпичей, а выращены. По сути, и здания, и всё, что в них есть, являются растениями.
– Не вводи человека в заблуждение, – проворчал Савельев. – Амазонки представляют собой промежуточную форму жизни, помесь животного и растения.
– Я упростил, – смутился лейтенант.
– Разве такое возможно? – удивился Ливенцов.