Большой театр. Секреты колыбели русского балета от Екатерины II до наших дней

«Красный мак» стал шоу, наслаждением для чувств, не требующим постоянного внимания. Политическое послание прозрачно, оно считывается еще до поднятия занавеса. Одним словом, это противоположность абстрактным, «симфоническим» балетам, и матросский танец, полюбившийся металлургам и сталеварам, встретил яростное сопротивление музыкантов Большого театра, считавших его оскорбительным для их мастерства. Со временем спектакль приобрел популярность, благодаря не столько Глиэру, сколько остальным его создателям. Композитор хотел закончить первый акт эмоциональным народным танцем под песню «Уж ты, Ванька, пригнись»[505]. Это предложение отклонили, и он написал, а точнее, был вынужден написать музыку, которую запросили Курилко и его коллеги. Матросскому танцу недоставало народной заразительности, особенно когда хореограф замедлил его, чтобы усилить вероятность успеха, но музыка это пережила.

Репетиции продолжались до весны 1927 года, когда Луначарский неожиданно решил заменить «Красный мак» оперой «Любовь к трем апельсинам» Сергея Прокофьева. Музыкальный вундеркинд-модернист родился недалеко от современного Донецка, а в 1918 году покинул Россию ради Соединенных Штатов и Европы. Нарком хотел, чтобы композитор вернулся. Спектакль «Любовь к трем апельсинам» был частью программы по «соблазнению», и Луначарский приказал Большому оставить для него место в программе на сезон. У Гельцер, однако, были другие планы, и она настаивала на том, чтобы репетиции «Красного мака» продолжались в балетной школе. Танцовщица нашла поддержку благодаря политическим событиям: 6 апреля 1927 года толпа атаковала советское посольство в Пекине, а столичная полиция обыскала кабинеты в поисках доказательства того, что Союз вмешивается в дела Китая. В то же время в Шанхае националисты устроили массовую резню коммунистов. Сталин усугубил кризис, дав указание китайским красноармейцам мобилизоваться против и националистов, и империалистов, а Коминтерну — «сконцентрироваться на предоставлении поддержки» красным борцам из Китая[506]. Это был самый подходящий миг для «Красного мака». Балет казался бесхитростным представлением, стилистически легким от начала до конца, но он резонировал с текущей политической ситуацией и потому был одобрен для показа.

Либретто менялось и до, и после выхода на сцену. Гельцер играла экзотическую танцовщицу по имени Тао Хоа, являвшую собой комбинацию восточных клише и находившуюся под постоянной угрозой сексуального нападения. Ее имя означает «цветение персика», но создатели балета использовали другой перевод с языка мандарин — «красный мак». Этот цветок — символ красоты, благородства и молодости; красный означал любовь, а еще революцию и коммунизм. Таким образом, название балета и имя героини несли положительное значение. Где-то потерялись негативные ассоциации мака с наркотиками, в частности, порабощением и эксплуатацией китайских рабочих из-за международной торговли опиумом. Как писал ученый Эдвард Тайерман, одной из величайших трагедий в истории Китая стала советская сказка о «единстве и свободе», хоть и были намеки, что Союз может быть таким же, как цари и западные империалисты. В итоге страна Советов проявила себя как колонизатор[507].