Большущий

В Верхней Прерии овощи мыли не особенно тщательно, а иногда и вовсе не мыли. Большие и маленькие связывались как попало и продавались как овощи, а не как произведения искусства. Обычно их покрывал добрый слой земли, который хозяйка счищала в раковине у себя на кухне. А что еще делать хозяйкам?

Отдраивая морковку под струей воды из насоса, Селина представила, что после столь непривычного душа корешки похожи на собранные в пучок копья чистого золота. Однако она прекрасно понимала, что ничего подобного при Яне говорить нельзя. Ян был в замешательстве, а потому угрюм. Он никак не мог поверить, что Селина и впрямь собирается осуществить свой план. Женщина – жена фермера из Верхней Прерии – поедет на рынок, точно мужчина! Одна ночью на рынке или в лучшем случае в каком-нибудь дешевом номере гостиницы! К воскресенью эта новость каким-то таинственным образом разнеслась по окрестностям. Вся Верхняя Прерия пришла в Голландскую реформаторскую церковь с вертящимся на языке вопросом, да вот только Селина не ходила на утренние службы. Достойное поведение, нечего сказать! Притом что не прошло и недели, как эта женщина овдовела! Тогда после службы прихожане сами явились к ней домой, но им сказали, что вдова отправилась на сырое западное поле и копается там вместе с сыном.

Ближе к вечеру по пути на вечернюю службу на ее пороге появился преподобный Деккер. Суровый пастырь, преподобный Деккер, уже давно отставший от жизни. Ему не было бы цены в те дни, когда Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом. Но второе и третье поколения голландцев Верхней Прерии начинала раздражать его старорежимность. У преподобного Деккера был тяжелый взгляд голубых глаз – взгляд фанатика.

– Что я слышу, миссис де Йонг? Вы собрались везти овощи на рынок? Вы, женщина! Да еще в одиночку!

– Со мной поедет Дирк.

– Вы не понимаете, что творите, миссис де Йонг. Рынок – не место для порядочной женщины. И для мальчика тоже! Там играют в карты, пьют… там всяческие пороки… на улице среди телег шныряют дщери Иезавели.

– Да что вы говорите! – воскликнула Селина.

После двенадцати лет, безвылазно проведенных на ферме, слова пастора прозвучали весьма увлекательно.

– Вам нельзя туда ехать.

– Но овощи гниют в земле. А нам с Дирком надо как-то жить.

– Вспомните про двух малых птиц. «И ни одна из них не упадет на землю без воли…» Евангелие от Матфея, глава десятая, стих двадцать девятый.

– Не понимаю, – просто ответила Селина, – что хорошего для малой птицы в том, что она упадет.

В понедельник между тремя и четырьмя часами дня, когда фермерские телеги обычно отправляются на чикагский рынок, у каждого дома, выходящего на Холстед-роуд, заколыхались занавески, как будто в окна неожиданно подул ветер. В полдень за обедом Клас Пол говорил о предполагаемой поездке Селины со смешанной жалостью и неодобрением.

– Порядочной женщине нечего ездить на рынок.

Миссис Пол (хотя все продолжали называть ее вдова Парленберг) криво ухмыльнулась с двусмысленным видом:

– А чего от нее ждать! Вспомни, как она всегда себя вела.

Клас жену не поддержал. У него на этот счет были собственные мысли:

– Не могу поверить. Помню, как она приехала сюда работать школьной учительницей. Это я ее тогда привез. Сидит в телеге, как маленький воробушек. И говорит – как вчера это было, – что капуста красивая. Сейчас уж, поди, думает иначе.

Нет, не иначе. За прошедшие одиннадцать лет Селина столь мало переняла у местных фермеров, что, погрузив овощи в телегу во дворе, она и теперь смотрела на них с блеском в глазах. Так что едва ли Верхняя Прерия одобрила бы это выражение лица у женщины, овдовевшей чуть больше недели назад. Они собрали и рассортировали только самые лучшие овощи последнего урожая – самую крепкую и самую красную редиску; самую круглую и самую сочную свеклу; морковку, длиной целых семь дюймов от основания конуса до кончика; кочаны капусты в виде идеальных зеленых шаров; крепкие и сочные огурцы, цветную капусту, красивую, как букет невесты (Селина сама ее сажала, Первюс был против). Отступив на шаг, Селина любовалась этим буйством алого, зеленого, белого, золотого и лилового.

– Какая красота, Дирк! Ты только посмотри, какая красота!

Дирк, подпрыгивая от радости в предвкушении предстоящей поездки, нетерпеливо замотал головой:

– Что? Не вижу ничего красивого. Что тут красивого?

– Весь… весь этот урожай! – раскинула руки Селина. – Капуста!

– Это ты про что? Не понимаю, – сказал Дирк. – Поедем, мама. Или мы еще не едем? Ты сказала: отправимся, как только загрузим все в телегу.

– Ох, Большущий, ты совсем как твой… – она осеклась.

– Как мой что?

– Скоро поедем, сынок. Ян, на ужин у вас сегодня будет холодное мясо. Картошку для жарки я нарезала, и от обеда осталась половина яблочного пирога. Потом помойте за собой посуду, не оставляйте грязные тарелки на кухне. К вечеру вам надо будет собрать оставшиеся кабачки и тыквы. Может, я смогу продать все разом, а не по частям. Поговорю с посредником. Хотя придется получить меньше, если так сложится.