Большущий

– Что ты понимаешь под «успехом», Большущий?

Много лет она не называла его так. Но сейчас старое прозвище вдруг сорвалось с языка, наверное, потому, что они говорили о его будущем, о его успехе:

– Что ты понимаешь под «успехом», Большущий?

– Богатство. Кучу денег.

– О нет, Дирк! Это не успех. Рульф… то, что делает Рульф… это успех.

– Ну если у тебя куча денег, ты можешь купить то, что он делает, и оно станет твоим. Согласись, не так уж плохо.

Университет Мидуэст возник почти буквально за одну ночь на территории чикагского парка «Мидуэй плезанс», где во время Всемирной выставки 1893 года размещались аттракционы. Миллионы единственного человека стали той волшебной палочкой, которой взмахнули над пустынной землей прерии, в результате чего на ней выросло высшее образовательное учреждение. Университетский справочник с почтением называл этого человека Основателем. Причем писалось слово с заглавной буквы, как будто речь шла о божестве. Студенты говорили о нем с несколько меньшим благоговением, называя его Угольно-нефтяной Джонни. Он уже дал университету тридцать миллионов, но ненасытная пасть заведения требовала все больше и больше. Когда нефть подорожала на десятые доли цента, студенты говорили: «Похоже, Угольно-нефтяному Джонни пора скормить нам еще один миллиончик».

Занятия в университете Мидуэст начались осенью 1909 года. Первый год сложился у Дирка не слишком удачно, как поначалу часто бывает. Хотя в целом учился он хорошо. Многие студенты изучали право, что объясняет огромное количество торговцев недвижимостью и страховых агентов, которые теперь ведут дела в Чикаго и его окрестностях. К концу первого семестра Дирк уже был заметной фигурой среди однокурсников. У него были все данные, чтобы стать членом какого-нибудь студенческого комитета, и в его петлице время от времени цвели разнообразные значки. Надев готовый фрак, он умел носить его так, словно он был пошит на заказ. Дирк обладал естественным обаянием. Молодым людям он нравился, девушкам тоже. Научился говорить: «В десять у меня пэк». Это означало, что в десять у него семинар по политэкономии. Или: «Хочу закосить психу» – в смысле, что он не собирается посещать занятие по прикладной психологии. «Косил» он редко. Это было бы нечестно и подло по отношению к матери. Некоторые его товарищи смеялись над таким рвением. «Можно подумать, что ты из вольнослушателей», – говорили они.

Вольнослушателями по большей части были серьезные немолодые люди, вынужденные в свое время отложить получение образования. Обычно они зачислялись не на весь курс или занимались лихорадочно, с двойной нагрузкой. В отличие от них обычные студенты были зачислены в подобающем возрасте (от семнадцати до двадцати трех лет) и учились с прохладцей, не лишая себя удовольствий. О вольнослушателях в справочнике говорилось следующее: «Лица без намерения получить степень в возрасте не менее двадцати одного года могут быть приняты для обучения после экзаменов на предлагаемые университетом образовательные курсы в качестве вольнослушателей. Они должны предоставить свидетельства успешного преподавательского опыта или любого другого образовательного опыта в практической жизни… Они не имеют права участвовать в общественной жизни университета…» В этом храме наук были свои Золушки и Смайки [17].

Студенты и вольнослушатели между собой общались мало. Их разделял не только возраст, но и цель обучения. Студенты, как юноши, так и девушки, были в основном элегантными молодыми людьми. Юноши курили трубки, носили кепки и свитера, говорили о футболе, бейсболе и девушках. Стройные девушки носили английские блузки, сквозь тонкую ткань которых просвечивали розовые ленточки на корсетных лифах, и плиссированные юбки, очаровательно покачивающиеся в такт шагам во время их прогулки под ручку по университетскому двору. Девушки сплетничали, говорили о футболе, нарядах и молодых людях. Если предоставлялась возможность, занятия прогуливали и те и другие. Студенчество. Мидуэст выпускал этих ребят сотнями – можно сказать, сосисочными связками, как колбасный завод Ога Хемпеля, где каждая прекрасная, сочная сосиска была в точности такой же, как предыдущая и последующая. В этом году учебу заканчивало несколько сотен, а на другой год еще больше.

Время от времени у какой-нибудь непослушной сосиски лопалась оболочка, и ее отбраковывали. Такие студенты поступали в университет лишь по воле родителей – домовитых лавочников, промышленников, торговцев или специалистов в какой-нибудь профессиональной области. Они желали дать детям образование, реализовав за их счет собственные амбиции: «Я не мог учиться сам, о чем всегда сожалел. Так вот теперь хочу, чтобы моему сыну (или дочери) досталось хорошее образование, которое поможет ему (или ей) победить в жизненных баталиях. Наш век, доложу я вам, – это век специалистов».

Футбол. Сплетни. Я сказал Джиму. Я сказала Бесси.