1. Проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при Государственном комитете обороны СССР из авторитетных лиц для координирования, изучения и направления работ всех учёных, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросом атомной энергии урана.
2. Обеспечить секретное ознакомление с материалами НКВД СССР по урану видных специалистов с целью дачи оценки и соответствующего использования этих материалов».
В качестве главных атомных специалистов назывались всё тех же Капица, Скобельцын и Слуцкий.
Как известно, с чекистами спорить бессмысленно. И всё же попробуем поставить под сомнение дату, стоящую на этом секретном документе: 6 октября.
Ведь прошло уже больше недели, как Сталин подписал Распоряжение № 2352сс — восемь дней! А Берия приносит вождю бумагу с анализом ситуации и рекомендациями.Так опоздать!
И кому?! Лаврентию Павловичу?
В подобный промах главного чекиста страны невозможно поверить!
Скорее всего, мы имеем дело с самой элементарной опечаткой.
В самом деле, рассуждая логично, следует признать, что Сталина должны были ознакомить с этим письмом задолго до подписания
Распоряжения. То есть где-то в начале сентября! Так оно, наверное, и было на самом деле. И одним письмом дело вряд ли ограничилось. По заведённым тогда правилам Берия обязан был представить вождю свой, чекистский вариант Постановления правительства. И наверняка представил его.Но Сталин подписал другой проект. Тот, что был составлен комитетом Кафтанова. В подписанном документе ни о каком «научно-совещательном органе»,
на создании которого настаивали энкаведешники, речи не шло. И фамилии рекомендуемых физиков (Капица, Скобельцын, Слуцкий) не упоминались. Кафтанов предложил другие кандидатуры: академиков Иоффе и Богомольца, а также профессора Ланге.Доктор Фриц Фрицевич Ланге в подписанном вождём Распоряжении упоминался дважды. Сначала — в пункте втором:
«2. Академии наук УССР (акад. Богомолец) организовать под руководством проф. Ланге разработку проекта лабораторной установки для выделения урана-235 методом центрифугирования…».
Затем — в пункте третьем:
«3. Народному комиссариату тяжёлого машиностроения (т. Казаков) изготовить на казанском заводе подъёмно-транспортного машиностроения „Серп и молот“ для Академии наук СССР к 1 января 1943 года лабораторную установку центрифуги по проекту проф. Ланге, разрабатываемому в Академии наук УССР».
В дальнейшем события развивались так, что все трое: Иоффе, Богомолец и Ланге — были оттеснёны на задворки Атомного проекта. Сегодня мало кто помнит, что именно им осенью 1942 года Сталин поручил разгадать ядерную загадку.
Впрочем, за консультациями по урановым вопросам обращались тогда ко всем, кто был хоть сколько-нибудь компетентен в атомных делах. Интересовались и мнением академика Вернадского, который находился в эвакуации в казахском местечке Боровое. Сохранилось письмо, которое Владимир Иванович написал 9 ноября 1942 года:
«Необходимо серьёзно и широко поставить разработку атомной энергии актин-урана Для этого Урановая комиссия должна быть реорганизована и превращена в гибкую организацию
…Мы должны быстро решить вопрос, стоим ли мы, как я и некоторые другие геохимики и физики думают, что мы стоим перед новой эрой человечества — использования новой формы атомной энергии или нет».
Ничего конкретного в своём письме Вернадский не предлагал. Более того, он сам задавался теми же вопросами, что стояли перед руководством страны: «да»
или «нет», «возможно» или «невозможно»? Но при этом упорно настаивал на том, чтобы все ядерные дела в СССР возглавляла созданная им Урановая комиссия.