Бомба для дядюшки Джо

Всеми «ядерными делами» (а их свалилось на малочисленный коллектив специальной лаборатории атомного ядра превеликое множество) пришлось заниматься Игорю Курчатову. Проблем оказалось столько, что начальника лаборатории было очень трудно застать на месте.

22 октября 1942 года Курчатов приехал в Москву и принялся разыскивать тех, кого можно было привлечь к работе по атомной тематике. Одним из первых был найден Юлий Харитон, который впоследствии написал:

«С марта 1942 года я был прикомандирован к так называемой „Шестёрке“ — официально это НИИ-6 Наркомата боеприпасов… Занимались суррогатированием взрывчатых веществ, так как тротила было мало, кумулятивными зарядами…

Ко мне приехал Игорь Васильевич. Он начал говорить о том, что надо возвращаться к прерванной работе над урановой проблемой. Его слова показались мне совершенным бредом. Тогда немцы занимали ещё значительную часть нашей территории. Мне казалось, что надо всем чем возможно помогать армии. А тут урановая проблема Война, вероятно, окончится раньше, чем мы сделаем атомное оружие. Вот кончится война, тогда, как мне казалось, можно будет со спокойной совестью заниматься ядерной энергетикой и ядерным оружием.

Игорь Васильевич не торопил, предложил ходить на семинары…Я начал ходить на них сначала изредка, потом чаще, так постепенно мысли стали возвращаться в сторону урановой проблемы».

Юлий Борисович Харитон не указал точного числа, когда состоялась его встреча с Курчатовым. Но упоминание о том, что Игорь Васильевич был не слишком настойчив, говорит о том, что их первый разговор о «возобновлении работ» состоялся, скорее всего, в середине ноября.

Затем Курчатов отправился к Кикоину.

Исаака Константиновича Кикоина ещё в середине 30-х годов отправили на Урал организовывать филиал Физтеха. Там он жил и работал. В конце 1942– го к нему вдруг приехал Курчатов.

Много лет спустя Кикоин вспоминал:

«… в Свердловске неожиданно появился Курчатов, которого я не сразу узнал, так как не видел его с начала войны, и который отрастил роскошную бороду, пообещав расстаться с ней после победы над фашизмом…

Он почему-то заинтересовался тематикой моей лаборатории, спросил, чем я занимаюсь. Занят я в то время был оборонной тематикой, о содержании которой я ему и рассказал. Внешне его посещение тогда ни на чём не сказалось, но позже стало ясно, что он имел поручение прозондировать возможность привлечь меня к новой тематике».

На роль «крупного учёного» Кикоин не очень годился. Сам он потом с откровением рассказывал:

«Мы все, включая меня, не были специалистами в рассматриваемой нами проблеме, но мы были молоды, и нахальства у нас хватало, нам было и «море по колено».

Видимо, этой своей отчаянной бесшабашностью 34-летний свердловчанин и приглянулся Курчатову. И очень скоро Кикоина затребовали в столицу.

А Курчатов в это время продолжал находиться как бы на распутье — многое было неясно, возникала тьма вопросов. Но в третьей декаде ноября 1942-го его неожиданно познакомили с данными, добытыми в зарубежных лабораториях.

Материалы из секретной тетради