Бомба для дядюшки Джо

Получив такое письмо от 69-летнего Вернадского, его решили больше не беспокоить. «Урановыми» вопросами поручили заниматься другому академику (Иоффе).

Советский атомный проект

Всякий раз, когда «урановый вопрос» вставал перед правительствами Великобритании, Германии, Франции или США, его решали очень просто: физикам предлагали создать урановую бомбу.

В Советском Союзе точно в такой же ситуации поступили иначе: от учёных потребовали подготовить урановый доклад. То есть всего лишь прояснить вопрос и дать кое-какие рекомендации. Отсюда и колоссальное отличие в подходах к решению поставленной задачи — ведь бомба весьма существенно отличается от доклада.

На Западе к созданию атомного оружия привлекли светлейшие умы человечества, выдающихся учёных, Нобелевских лауреатов. Скомплектовали целую армию из опытнейших инженеров и техников.

В СССР для составления доклада нужны были исполнители совсем другого рода — хорошо владевшие пером, обладавшие организаторскими способностями, умевшие чётко и внятно излагать суть дела.

Между тем — вспомним об этом в очередной раз — большинство маститых учёных страны Советов в успех «укрощения» урановых ядер не верили категорически! Даже ссылки на секретные исследования, которые якобы велись за рубежом, никого не убеждали. Заграничные опыты скорее вызывали опасения: а не дезинформация ли это? Не специально ли подброшенная нам «липа», чтобы, клюнув на неё, наивные большевики с присущим им энтузиазмом развернули широкомасштабные работы. В самый разгар войны! И надорвались бы от непосильной ноши.

Так или примерно так думали тогда многие. В том числе и академик Иоффе, которого сталинское Распоряжение поставило во главе всей этой грандиозной и фантастичной затеи.

Но думы — думами, а дело надо было делать. И Абрам Фёдорович отправился в Казань — туда, где находились физические институты, эвакуированные из Москвы и Ленинграда, и принялся подбирать команду, чтобы поручить ей выполнение правительственного задания.

Возглавить коллектив ядерщиков, по мнению Иоффе, вполне могли бы… член-корреспондент Академии наук Алиханов… или профессор Курчатов.

Но Абрам Исаакович Алиханов в тот момент находился в Армении. Там на горе Алагез он занимался изучением космических лучей. Через четыре года Сталин спросит у Берии, какое отношение к созданию атомной бомбы могут иметь лучи, идущие из космоса. Лаврентий Павлович передаст этот вопрос Алиханову, и тот напишет вождю пространную записку, в которой, в частности, скажет:

«Огромный интерес, проявляемый физиками к проблеме космических лучей, связан с тем, что в потоке космических лучей мы встречаемся с частицами огромных энергий, измеряемых миллиардами и сотнями миллиардов вольт.

Столкновения космических частиц (мезотронов, протонов, электронов и т. д.) с ядрами атомов вещества позволяют изучить свойства элементарных частиц материи и, в частности, протонов и нейтронов, из которых построены ядра…

Благодаря большим энергиям космические частицы не только легко расщепляют ядра, но, проходя через вещество, вызывают такие явления, которые не наблюдаются в обычных ядерных реакциях».

Сталин внимательно прочтёт присланное ему объяснение и наложит на него краткую резолюцию:

«Согласен. И. Сталин».

Но это случится лишь в начале 1946 года. Осенью же 1942-го Алиханов находился далеко от Москвы.

Зато профессор Курчатов к тому времени уже вернулся из Севастополя в Казань, успел переболеть воспалением лёгких и даже отрастить бороду.

Анатолий Александров рассказывал:

«В конце 1942 года Игорь Васильевич приехал в Казань. Мы стали называть его Бородой. Я думаю, что борода, сильно старившая его прекрасное молодое лицо, облегчала ему контакты с людьми старшего возраста. Бороде было всего 39 лет, он был очень моложав, пока не отрастил бороду. С бородой мальчишкой его никто не назвал бы. Он смеялся, что дал обет не бриться, пока не решит задачу».

Физик Вениамин Аронович Цукерман: