Бомбейский сапфир (СИ)

Мыши, видимо, надоело любоваться человеческой помятой рожей, она спряталась в гнездо. Проследив за ней взглядом, Гарри заметил блестящее горлышко бутылки. Лезть за виски было высоко (волшебная палочка, как выяснилось много раньше, плохо слушалась в этом подвале), выбрать из нескольких сортов джина он сейчас был просто не в состоянии, поэтому потянулся за той бутылкой, что подвернулась под руку, — именно её «заныкала» себе мышь. «Bombay Sapphire» было написано на вполне современной бутылке голубоватого стекла. Гарри никогда прежде не пил эту марку элитного джина, но знал о ней. В погребе Блэков «Бомбейский сапфир» смотрелся удивительнее самого редкого артефакта.

Раздумывать, откуда хоть и роскошный, основанный на старинной рецептуре, но всё же новодел взялся в чистокровных «кладовых», было некогда, да, если честно, и не получалось — у неквалифицированного пропойцы Поттера горели трубы, горели так, что даже магия не помогала. Он торопливо откупорил бутылку и жадно глотнул прямо из горлышка. Стало стыдно, что лакает, точно алкаш, без бокала, но ненадолго — обжёгший холодом, будто приморозивший гортань джин побежал в желудок целебным эликсиром. Казалось, что именно там, внутри у Поттера, ему самое место! Бульк. Ещё, ещё, ещё! Если бы Гарри не закашлялся, захлебнувшись, то, наверное, оприходовал бы всё до дна. Через некоторое время он вытер рукавом выступившие слёзы и попробовал улыбнуться — получилось! Настроение резко прыгнуло вверх. Он расправил плечи, удовлетворённо оглядел винные полки, вздохнул с явным облегчением и, пообещав мышке: «Я тебя как-нибудь навещу, не скучай, приятель! Веди себя хорошо, много не пей», чуть ли не вприпрыжку побежал по лестнице. Голубую бутылку бережно прижимал к груди…

Позволив себе напоследок ещё пару глоточков оказавшегося на удивление вкусным джина, теперь уже из коньячного бокала, и закусив лимоном с сыром, Поттер спрятал своё «лекарство» в кухонный шкафчик — авось ещё когда-нибудь выручит. Хотя нет, так напиваться в ближайшее время он больше не планировал. Упаси Мерлин! Ощущение непередаваемое и крайне далёкое от позитива. Если бы не день рождения, повышение по службе и официальное расставание с невестой — ага, всё прям совпало! — то Гарри никогда не позволил бы себе так низко пасть… Причём, в буквальном смысле, кажется?.. Память услужливо подсунула воспоминание: пообещав Рону отбить у него Гермиону, Гарри спел Хагриду серенаду собственного (э… предположительно собственного…) сочинения, немножко подрался с Симусом, сколдографировался в новенькой капитанской мантии Оливера, подарил Полумне носок, а потом упал и, сидя (или лёжа?..) на полу, возможно, кухни, рассказывал медному пузатому кофейнику о своих сокровенных, страшно секретных чувствах к Малфою. О том, что это неправильно и мучительно — испытывать такое, но бороться, как он ни старается, не получается — чувство не уходит, а жжётся всё сильнее, раскочегаривается; и ведь даже не поговоришь с этим высокомерным блондином — тот от Поттера шарахается как от прокажённого, вообще не здоровается, не общается. Может, и отношения с Джинни не задались именно из-за Малфоя: близкая девушка почувствовала, что Гарри не принадлежит ей и не особо стремится принадлежать, и проявила мудрость (или хитрость?) — предложила расстаться, а он возьми — да согласись, ещё и с неумело скрытой радостью…

О, нет… В зеркальном боку вспоминаемого кофейника отчего-то отражался не сам Гарри, а… Невилл? Или его собеседником, вернее, слушателем, и был не кофейник, а Долгопупс?! О, нет!!! Мерлин, сделай так, чтобы это был всё-таки кофейник! Он, помнится, спросил, выпучив глаза: «Гарри, ты влюблён в Люциуса?!» — значит, точно Долгопупс… Э-эх…

Поттер, навздыхавшись вдоволь, вспомнил об Аврорате и решил отложить нехорошие мысли до вечера. В конце концов, Невилл не отличается болтливостью, и есть шанс, что не растреплет поттеровскую тайну. На худой конец, сочтёт пьяным бредом.

А может, подчистить Долгопупсу память? Лёгкий прицельный Обливиэйт?

С такими негуманными размышлениями Гарри надел аврорскую мантию и подошёл к зеркалу застегнуться и расправить галстучный узел.

Лишь взглянул на своё отражение — и, дёрнувшись, отпрыгнул. Ошалело завертел головой. Что за чёрт?! Может, очки бликуют?

Посмотрел в зеркало снова. Нет, не показалось. У него на плече, левом, что-то сидело! И скрипуче мурлыкало.

Гарри завертел головой ещё сильнее — ничего! Попытался смахнуть невидимку — не почувствовал никакого сопротивления воздуха или чего-то подобного. Он попрыгал для верности — не помогло. А на плече у Поттера, отражающегося в большом продолговатом зеркале, вцепившись когтями в мантию и прильнув, чтобы не свалиться, сидела сине-зелёная ящерица. Упитанная, слегка напоминающая игуану. Поттер-оригинал схватил волшебную палочку и навёл на существо, только растерялся: куда «стрелять» — в зеркало или в невидимую цель над плечом?!

Ящерица, между тем, уставилась на палочку, её глаза расширились чуть ли не вдвое, за спиной раскрылись два кожистых крыла. Да это миниатюрный дракон!