Бомбы и бумеранги

Каждому разумному человеку известно, что колдовство – обман. Ловкость рук, мошенство, ложь. Выдумки и сказки. Нет, какие-то слухи доходили и до Никиты. Три года назад говорили, что полиция и жандармы ищут членов какой-то тайной секты, чуть ли не поклонников сатаны. Перетряхивали цыганские таборы, проводили обыски у гадалок, допрашивали членов спиритических обществ. Сколько насмешек обрушилось на жандармов и полицейских с газетных страниц и эстрадных площадок! На карикатурах толстые усатые городовые гонялись за Бабой-Ягой, сражались со Змеем-Горынычем, рубили шашками Кащея Бессмертного…

А теперь вот казаки как о чем-то простом и обыденном говорят, мол, да, ловили колдунов.

– Но ведьм-то хоть не сжигали? – неуверенно усмехнулся Никита.

– Так и колдунов не сжигали, – пожал плечами Головатый. – Приходили в деревню к тунгусам. Брали шамана, везли в город. И шамана брали, и семью его – тоже брали. Бурятов, опять же. Хотя некоторых и убили, не без того. Помнишь, Перебендя? Ну того, что у Перекинутой Горы?

– Забудешь тут. Мне потом почти год снилось, будто это не Савелий в ловушку попал, а я… – Перебендя перекрестился и сплюнул через левое плечо. – Я его крик век помнить буду. Когда с живого человека кожа слазит, да кровь как пот… Сколько тогда погибло? Пятеро?

– Это если только из наших, – Головатый подкинул дрова в костер. – И то еще бог миловал, а возле Якутска… Три сотни казаков… с пушками и этими, как их… пулеметами. Никто, говорят, не ушел.

Про Якутск Никита тоже слышал. Газеты ничего не писали, но ходили слухи о восстании коренных жителей Сибири, о небывалых зверствах царских войск. А вот про колдунов и магию ничего слышно не было. Да и попробовал бы кто-то об этом заговорить! Двадцатый век на дворе, пар, электричество, воздушные корабли и бомбы из обогащенной термогеном нефти – прогресс, а вы, батенька, про каких-то нелепых колдунов.

– А можно подробнее рассказать? – Никита обвел взглядом казаков. – Почему вы решили, что это были колдуны? Вам так сказали? А на самом деле…

– И на самом деле, – отрезал Головатый. – И камни горящие были, и мор, и мертвецы живые – все было. Кто сдался – тех просто уводили, а если деревня или поселок упрямились, не отдавали, тогда… Тогда вся деревня и отвечала.

– А как же вы – против колдовства?

– Да колдуны не такие, чтоб очень сильные… И колдовство, оно все-таки не быстрое… Пока приготовит травы нужные, или заклинание, или обряд какой… Выпустит его в нас, значит, и новое начинает наговаривать… вот тут нужно и не мешкать – вперед! А опоздаешь… Савелий вот не успел. Мы пока пробились, пока деревенских разбросали… Я поначалу старался баб особо не бить… баб, девок, детей, опять же… А потом…

– А потом во вкус вошли? – резко спросил Никита. – Понравилось?

– А ты бы не вошел, касатик? – почти ласковым тоном поинтересовался Перебендя. – Ты бы не стал стрелять в баб, когда они вилы в брюхо твоему земляку всадили? Дитенок лет десять… с ножом… Как его остановишь? Добрым словом и лаской?

– Значит, и детей убивали?

– Никита, пойдемте к палатке, – сказал Дробин.

– Нет, я хочу знать…

– Никита, встаньте и идите за мной, – Дробин схватил Примакова за воротник куртки и рывком поставил на ноги. – Если вы сейчас не замолчите, я вас ударю.

– Ах этот ваш бокс… Но как же так, Сергей Петрович? Вы же против царизма боролись, вроде даже бомбы…

Удар под вздох – Никита захрипел и согнулся вдвое. Еще удар – отлетел к палатке, хотел встать, но снова упал. Застонал, прижимая руки к животу. Дробин схватил его за одежду и потащил к палатке, прочь от костра.

– Мерзавец, мерзавец… мерзавец-мерзавец-мерзавец-мерзавец… – шептал Никита, пытаясь восстановить дыхание. – Подонок…

Дробин положил Примакова на землю, сел возле него, перехватил правую руку Никиты, которой тот вознамерился нанести удар, сжал.

– Успокойтесь, Никита!

– Да я… Я больше ни минуты не желаю находиться здесь! Ни минуты! Я уйду отсюда. Я доберусь до цивилизации, я все узнаю… все сообщу людям… человечеству! – Никита силился встать или хотя бы сесть, но не мог.

– Что вы сообщите? – устало вздохнул Дробин.

– Об убийствах. Чтобы прикрыть свои преступления, были придуманы эти… эти сказки… И казачки поверили… Ладно – казачки, но вы-то? Что вас заставляет их защищать? Хотите примерным поведением срок ссылки себе скостить?..

– Вы много болтаете, – сказал Дробин тихо. – А мой жизненный опыт подсказывает, что много болтают те, кто хочет вызвать собеседника на откровенность. Или спровоцировать его на какие-нибудь необдуманные действия или слова…

– Вы… – задохнулся снова Никита, только на этот раз не от боли, а от ярости. – Вы намекаете, что я… что я – провокатор?!

Последнее слово он произнес с трудом, словно эта мерзость цеплялась колючками за язык и губы.

– Я – провокатор?