Бомж, или хроника падения Шкалика Шкаратина(СИ)

- Катетов... гач. Сумме квадратов катетов! Евгений... ёх-монах! Неужели у тебя, Женя, гордости нет? А?.. Тебя из школы турнули ... Из советской школы! Тебе же доказать надо!.. Реабилитироваться!.. Я бы на твоем месте... Они бы у меня рты разинули от удивления. А ты... гачи... штаны! - Она обреченно села, глядя в темную ночь через кухонную занавеску.

-...Ложитесь уж спать, полуношники...- подала голос мама Нинуська. Видать, тоже не спала. И мучалась, не зная как остановить это ... обучение... И надо ли оно...

Женька, воспользовавшись мамкиной репликой, тут же подался из избы, к себе на крышу. Аня продолжала наблюдать за движением ночного мрака. Она досадовала. Она не могла пересилить себя и отойти от урока так же внезапно, как её незадачливый ученик. Негодование и досада не отпускали сердца, как, вероятно, сердца полководцев не отпускают проигранные сражения.

Но пора и честь знать. И, щелкнув выключателем, она впустила ночной мрак в жилище.

-Шкаратин-ные штаны...- с улыбкой думал Женька, стягивая в кромешной темноте, под теплой тесовой крышей свои сатиновые шаровары...- во все стороны драны. "Ёх-монах" сказала учительша... забавная . И ещё какое-то слово похожее на "атас". Во умная! Завтра нарву ей желтого ландыша на озерке и положу на этажерку... - он ещё более блаженно разулыбался, представив как учительша изумится, увидев свежий ворох ароматных цветов. " А я не признаюсь! Неловко как-то..." - и с этой мыслью Женька погрузился в сон.

Глава девятая. Проводы несусветные

Одиночество - изнанка свободы...

Yanata

Проводить Женьку пришла Анна Михайловна. Принесла в плетеной авоське большой калач ("Сама стряпала!"), новые носки и книгу. Вид у неё был загадочный, словно она должна была произнесли заклинание. Мама Нина суетливо подсобирывала сумку, пытаясь вместить в неё всё сущее - от вилки до сковородки. Женька равнодушно-застенчиво протестовал: "Ма...не клади... стоко... не унесу".

Стрелки ходиков неумолимо двигались. Сборы были закончены и оставшееся время тяготило всех. Нина всматривалась в окно, незаметно смахивая слезу. С каждой минутой она чувствовала себя все хуже. И это бестолковое ожидание могло закончиться лужей слез. И она, упреждая это, сдерживала себя; стыдилась и учительшы. Как всегда сорвались гирьки на часах, заставив всех вздрогнуть и очнуться. Пора! Оставалось - посидеть на дорожку.

- Же-е-ка! Жень...- Пришел Ленька Бандит, вспомнивший, что сегодня, вроде, уезжает друг.

- Заходи, Леня!- Первой откликнулась учительница.

- Не... Я тут подожду. - Ленька прикорнул на кукорках у ворот.

- Заходи уж... раз пришел. - Прикрикнула мама Нина, удерживая Женьку. - Надо посидеть перед дорожкой.

Ленька открыл двери и встал у косяка. Он сутулился, переступал ногами, точно жали сапоги, и нервно теребил мочку уха. Женька искоса наблюдал за другом, думая совсем не о нем. И тоже суетливо елозил задницей по табуретке.

- Сядь уж! -Строго приказала Нина, указывая Леньке глазами на стул.- Как теперь будете... друг без друга? - Совсем не кстати заметила она. И в словах её никто не услышал вопроса. Казалось, Нина и сама не слышала себя.

Друзья переглянулись. Разом скривили косые рожицы. Женщины тоже посмотрели друг на друга, выказывая свое взрослое- " что с них возьмешь?".

- Жень, я книгу тебе дарю.- Вдруг спохватилась Анна Михайловна - Внима-а-тельно почитай в поезде...

- Да он их сроду не читает...

- Почитай, Женя! Она поможет тебе... в жизни. И вот ещё что: ты мне обязательно напиши. Хоть раз... Ладно?

- Ну, - сконфуженно согласился Женька и стал одевать рюкзак. Женщины бросились помогать, поправляя рубашку, подхватили вдвоем сумку.

- Жень, а деньги-то!- Мама Нина бросила сумку и сунула руки в карман кофты. Деньги, аккуратно завернутые в носовой платок, она показала Женьке и как-то особенно торжественно передала их ему в руку. Женька небрежно сунул сверток в карман брюк.

-Да ты что! Куда ты их?.. Это же женьги! То есть, деньги, Женька! Ну-ка давай их сюда...- Она укоризненно покивала головой и, расстегнув пуговицу нагрудного кармана куртки, тем же торжественно-ритульным движением поместила туда сверток.- Так надежнее. Куртку не снимай в дороге, а то... сам знаешь.

... Под брезентовый тент Газика он влез, не додумавшись обняться с матерью, сел на свободное место. В открытый проем были видны обшарпанные церковные стены, под которыми сельские пацаны резвились "в чику", поодаль - школьное крыльцо с железным цоколем, улица... И только чуть-чуть голубого неба с летними белёсыми тучками. Стоящие у машины люди коротко перебрасывались незначительными фразами, ожидая момента отъезда. Женькины провожающие стояли тут же. И это казалось ему нелепым и утомительным. Опыт отъезда из дома был ему незнаком. Женька даже не думал о нем, как о чем-то значительном, или ответственном. И все же за внешним равнодушием и олимпийским спокойствием глубоко в душе сидел ржавый гвоздь, саднящий слезливо-трогательным раздражением.