Недобрая весть, как темная туча, затуманившая горизонты будущего, накрыла страну. Утром 23 января члены ЦК и Правительства перенесли гроб на руках к железнодорожной станции. Царил лютый мороз, но траурную процессию встречали на каждом полустанке; вдоль путей стояли тысячи людей. Это был поистине всенародный траур.
Смерть Ленина не только разграничила прошлое от настоящего — она во весь рост поставила вопрос о преемничестве в руководстве партии и страны. Нельзя утверждать, что эта смерть явилась неожиданностью, особенно для тех людей, которые были посвящены в действительную информацию о состоянии его здоровья.
И для историков до сих пор остается загадкой поведение некоторых персоналий того времени. В частности, это касается Троцкого. За три дня до рокового исхода он выехал из Москвы. Обращает на себя внимание то, что в последние сутки накануне «отбытия» его дважды посетил один из лечащих Ленина врачей — Ф.А. Гетье, являвшийся и личным врачом семьи Троцкого. О чем они говорили, неизвестно.
Троцкий в своей автобиографии «туманно объясняет мотивы своего отсутствия» в Москве в момент кончины Ленина. В дни похорон он находился в Сухуми, куда выехал накануне, 18 января, якобы «для лечения своей экземы».
Получив телеграмму от Сталина о смерти вождя, Троцкий ответил, что не успеет на похороны, и исследователей удивляет, что председатель военного ведомства не воспользовался ни самолетом, ни специальным курьерским поездом, чтобы почтить память главы государства и партии.
На смерть Ленина он откликнулся отсылкой по телеграфу двухстраничной статьи «Об умершем». Но позже, уже за границей, свои ощущения в эти дни он «красиво» описал в собственной биографии: «Вместе с дыханием моря я всем существом своим ассимилировал уверенность в своей исторической правоте».
Странно выглядит и поступок одного из военных — Тухачевского. Он, наоборот, в момент смерти Ленина находился в Москве, но почти демонстративно уехал в Смоленск, не оставшись на похороны. Симптоматично, что вскоре, 16 февраля, в белоэмигрантской газете «Руль» появилась заметка, озаглавленная «Тухачевский и Советская власть». В ней отмечалось: «Выступление Троцкого против «тройки» заставило ее насторожиться против тех военных начальников, которые особенно близки к Председателю Реввоенсовета. Среди них видное место занимает Тухачевский, командующий Западным фронтом».
Впрочем, военные и не скрывали своих симпатий. О демонстративной поддержке Троцкого начальником Политуправления РККА Антоновым-Овсеенко еще в декабре 1923 года уже упоминалось. Но, видимо, что-то не сложилось в планах оппозиции.
Невозвращенец Беседовский позже писал, что в начале 1924 года «Москва переживала критические минуты. В течение двух недель мы все ждали переворота. Троцкий мог, как Пилсудский, буквально в несколько минут овладеть властью... Но Троцкий смалодушествовал. Сталин тем временем вызвал из Харькова Фрунзе, быстро все переделавшего, заменившего командный состав своими людьми с Украины. Через короткое время опасность переворота была устранена, а струсивший Троцкий безнадежно скомпрометирован».
Но существует и другое мнение: Троцкий просто переоценил свои силы и собственную значимость. Конечно, авторитет Ленина невольно довлел над ним, и, пожалуй, впервые за последнее время он свободно впитывал не одно «дыхание моря».
Он уже предвкушал свое историческое восхождение и предчувствовал, что, как славянские племена на заре своего существования призвали мудрых варягов, так и растерянная партия положит к его ногам символы власти. Поэтому он и не спешил в Москву. Он ожидал ключи от власти.
Даже сторонники «воспаленного Льва» удивлялись этой пассивности и бесплодному ожиданию. «Неужели Троцкий верит, что его с почестями доставят обратно, чтобы усадить в ленинское кресло?» — спрашивали себя его приверженцы.
Троцкий снова ошибся. «Высокомерный, самонадеянный кудесник фразы... он упивался собственным красноречием», но в его суждениях сквозила тенденция «блистательно ошибаться», а роскошь постоянных ошибок в политике непозволительна. Уверенность Троцкого не оправдалась — на «царствие» в партии его не призвали.
Более того, даже Председателем Совета народных комиссаров назначили Рыкова, ставшего лишь с апреля 1922 года членом Политбюро и никоим образом не посягавшего на способность заменить Ленина. О том, что Рыков будет заниматься хозяйственными задачами, свидетельствовал уже его недавний доклад на партконференции «Основные задачи экономической политики».
Впрочем, на роль «премьер-министра» Троцкий и не претендовал, а иных существенных перемещений в руководстве не произошло.
Жаждал ли власти Сталин? Было бы неверным утверждать категорически, что он не хотел реальной власти. Так же, как и все его коллеги, он был политиком, и не желай они ее, «не жили бы они такой жизнью: в этом суть политики, и не только революционной политики».