«Нельзя говорить, что известная форма данного слова служит первоисточником для всех остальных и в них переходит. Разные формы известного слова не образуются вовсе одна от другой, а просто сосуществуют. Конечно, между ними устанавливается взаимная психическая связь и они друг друга обусловливают… Но с одинаковым правом мы можем говорить, что форма вода
„переходит“ в форму воду, как и, наоборот, форма воду – в форму вода»[150].При всей своей внешней убедительности, это заключение и теоретически, и практически безусловно ошибочно.
Разумеется, перечисленные формы, как и им подобные, никуда не «переходят» в школьном смысле этого слова. Они действительно сосуществуют в языке и взаимодействуют друг с другом. Но всякий человек, для которого русский язык является родным, всегда скажет (и это очень легко проверить экспериментально), что форма вода
является основной, как бы исходной, номинативной, определяющей, а форма воду – формой зависимой, производной, несвободной, семантически и грамматически связанной. Увидев, например, воду в чашке, мы можем воскликнуть вода, но в этой же ситуации нельзя сказать воду, чтобы затем не последовало: «что воду?», «что вы хотите сказать?» и т.д.Будучи представителем формально-психологического направления в русском языкознании, Бодуэн де Куртенэ подчеркивал лишь общую связь
грамматических форм, но он проходил мимо другой важнейшей грамматической проблемы – проблемы грамматического значения. В свете этой последней вода в современном русском языке выступает в иной функции, чем воду. Теория абсолютной относительности выравнивает языковые формы, семантически и функционально совсем неравные. Любопытно, что подобные утверждения были бы невозможны у тех лингвистов, которые умеют видеть в грамматике не только ее формы (это само по себе совершенно необходимо), но и ее грамматические значения (что само по себе тоже совершенно необходимо)[151].Во всех индоевропейских языках противопоставление единственного и множественного чисел действительно обусловлено самой необходимостью передавать с помощью грамматики представление об одном предмете (явлении, понятии) и представление о многих предметах (явлениях, понятиях). Противопоставляя стол
и столы, животное и животные, наука и науки, говорящие на русском языке люди действительно передают грамматическими средствами представление об единственном и множественном числах. Но вот сторонники абсолютной относительности возражают: они подчеркивают, что словосочетания типа пара саней, много колье, обилие крови оказываются как бы вне категории числа. Следует вывод: в грамматике все относительно и ни о каком общем значении категории числа говорить будто бы вовсе нельзя.Так возникла широко распространенная и в советском, и в зарубежном языкознании критика общих значений в грамматике[152]
. Как мне представляется, отрицание общих (или основных) значений в грамматике ошибочно и теоретически, и практически. Никто не будет спорить с тем, что в приведенных сочетаниях типа обилие крови или много колье категория числа не выражена так отчетливо, как в сочетаниях типа стол – столы или животное – животные. Но сила грамматических обобщений как раз и заключается в том, что она дает возможность грамматике выделять типичное и характерное от менее типичного и менее характерного. В русском языке, несмотря на наличие сочетаний образца обилие крови, где противопоставление единичности – множественности отступает на задний план, все же именно это противопоставление внутри грамматической категории числа остается типичным и характерным не только для русского, но и для многих других языков нашей эпохи.