Еще до возникновения логики отношений, в 60-х годах минувшего столетия, представители психологического направления в языкознании стали подвергать сомнению самостоятельность отдельных слов и отдельных грамматических категорий. Виднейший из этих представителей Г. Штейнталь рассуждал при этом так: слово – это психический акт, и человек, произнося слова, вкладывает в их значения свои переживания. Эти переживания различны, поэтому одни и те же слова всякий раз выступают в ином облике, в ином значении. То же происходит и с грамматическими категориями. Множественное число может употребляться «вместо» единственного числа, а единственное – «вместо» множественного, если конкретная ситуация общения этого требует[140]
. И все это писалось задолго до возникновения логики отношений[141].Но вот XX в. создает логику отношений. Известно, что классическая формула суждения гласит:
Это означает, что познающая мысль человека направлена прежде всего на предмет, который выражен термином S (субъект суждения). Предикат же суждения (Р) передает определенные свойства предмета. В основе этой формулы оказывается материалистическое убеждение, согласно которому наше познание имеет предметный (в широком смысле) характер. Логика отношений стремится противопоставить этому положению другой принцип и формулирует его так:
где
Эта концепция находит свое прямое выражение в некоторых направлениях лингвистики нашей эпохи.
Ссылаясь на логику Карнапа, датский лингвист Луи Ельмслев еще в начале 50-х годов подчеркивал:
«По мнению Карнапа, каждое научное утверждение должно быть утверждением о соотношениях, не предполагающих знания или описания самих элементов, входящих в эти соотношения»[142]
.Здесь соотношения прямо противопоставляются элементам, образующим подобные соотношения. При этом противопоставляются так, что от самих элементов ничего собственно не остается.
«Лингвистика описывает схему языковых отношений, не обращая никакого внимания на то, чем являются элементы, входящие в эти отношения»[143]
.Немного позднее тот же Ельмслев утверждал:
«…не субстанция, а только ее внутренние и внешние отношения имеют научное существование…»[144]
Аналогичные признания можно легко обнаружить не только у Ельмслева, но и у многих других представителей тех направлений в лингвистике, которые целиком исключают и выключают субстанцию (материю) конкретных языков из поля зрения ученых. Такого рода признания («не обращать никакого внимания на элементы, образующие данные отношения!») свидетельствуют о том, что центральная формула логики отношений (