Борьба за власть на Украине с апреля 1917 года до немецкой оккупации

К вечеру прибыл тов. Ауссем со своим отрядом. Но ни у него, ни у нас – никаких сведений о месте нахождения противника. Попытки связаться с главным штабом не приводили ни к чему положительному. А к ночи поползли слухи о продвижении бронепоезда противника. И оставшиеся отряды начали настойчиво требовать отступления. Начальники отрядов поддерживали это требование, указывая на отсутствие у нас артиллерии. С оставшимися силами, говорили они, даже с незначительным численно противником мы стычки не выдержим. Необходимо было подождать прихода отряда Примакова, и отступление отложили. Но на утро мы уже не досчитались нескольких десятков людей – воспользовавшись ночью, они ушли. К 12 часам подошел Примаков со своим отрядом. Несмотря на успокоительную информацию, что противник нигде им не обнаружен, настроение отрядов не улучшалось. Железнодорожный тупик, отсутствие средств передвижения, отсутствие своей власти в городе и неизвестность, где противник, – создали крайне нервное настроение, и каждый час промедления грозил полным распадом нашей группы войск. Решили отступить к Зенькову. Но обоза в нашем распоряжении никакого не было. А все попытки достать подводы в городе не увенчались успехом – город оказался без лошадей и повозок. Петлюровские власти божились, что все забрано ранее проходившими советскими войсками. Приходилось верить этим клятвам, так как мы были бессильны что-либо предпринять, и рассылать людей в ближайшие села для добывания подвод, которых требовалось немало, так как нужно было выгрузить винтовки и патроны, оказавшиеся в вагонах на путях. Крестьянские подводы брали только до ближайших сел, с тем, что там снова придется перегружаться. Крестьяне ближайших сел, узнав о нашем отступлении, стали группами приходить к нам с просьбой дать винтовок и патронов. Приносили удостоверения, по которым мы могли бы судить, что они – сторонники Советской власти, приводили свидетелей, а некоторые являлись с бумажкой от «общества», в которой говорилось, что в их селе – все беднота, и они просят выдать им оружие, которое они клянутся употреблять только в защиту Советской власти. Вывезти все винтовки не представлялось возможным, а уверенность, что крестьянство неизбежно должно будет восстать против оккупантов, была сильна, и мы решили, хотя и с разбором, но выдавать остающиеся винтовки. Снаряды решили взорвать и числа 27/III[120] выехали из Гадяча. Если и раньше наша группа войск численно была незначительна, то из Гадяча отступала уже горсточка вооруженных людей, но людей наиболее стойких и самоотверженных.

Все наши беды на фронте Бахмач – Ромны побледнели перед теми условиями, в которые мы попали на участке Гадяч – Зеньков – Ахтырка… Под холодным дождем, утопая в грязи грунтовых дорог, без обоза, без кухни и без продовольствия плелись мы днем и в темные ночи, не зная, что происходит вокруг нас и что ждет нас впереди. Если, имея весь железнодорожный аппарат в своих руках, мы были слабо информированы о положении на наших ближайших участках фронта, то, находясь вдали от железных дорог, не имея полевых аппаратов, мы были совершенно оторваны и питались слухами, которым верить не могли. Наша разведка не решалась отходить дальше чем на 3–4 версты, боясь отбиться от отрядов. На остановках разбивались по хатам, засылали мертвым сном, и отряд в 30–40 человек мог бы взять нас без особого труда. Крестьянство в целом встречало нас сдержанно, кормило охотно, но подводы давали с большой опаской, боясь, что угонят совсем. Богатеи старались не показываться на глаза, прятали лошадей и подводы, беднота обступала и засыпала вопросами. С тревогой спрашивали, – почему отступаем, есть ли у Советской власти настоящие войска, далеко ли «немец», что будет дальше и что «народу» теперь делать. Помогали раздобывать подводы, указывая богатеев, а нередко одиночки, бывшие солдаты, приходили с винтовкой и лошадью и просили зачислить их в отряд. Сельские попы при нашем уходе большей частью начинали перезвон на колокольне (с какой целью это делалось, ни от кого нельзя было добиться).

В Зенькове мы уже не нашли Советской власти. Исполком дня за два до нашего прихода эвакуировался, и власть находилась в руках земской управы. (Председатели земских управ всюду были петлюровцы.) Телеграфные провода неизвестно кем были попорчены, и связи с внешним миром – никакой. Упорно ходили слухи, что Полтава сдана и немецкие войска идут пешим порядком по линии фронта Гадяч – Полтава и с севера Ромны – Сумы. Но чего-либо достоверного никто не знал. От земской управы мы потребовали срочно предоставить помещение и продовольствие для войск.