Часа в два дня, того же числа, получаем тревожное сообщение от наших тыловых железнодорожных комиссаров, что к Ромнам по линии Ромодан идет какой-то поезд. Даем распоряжение задержать на промежуточных станциях и выяснить, что за поезд. В скором времени дополнительное сообщение – поезд проходит без остановок, небольшой состав и, по-видимому, не военный. И, наконец, с одной из ближайших тыловых станций сообщают: экстренный поезд – наш, едет тов. Ауссем. Вздохнули с облегчением, значит, в тылу еще свои. Но тов. Ауссем, находившийся со своей группой войск около станции Лохвица, так же, как и мы, ничего не знал, что делается в Ромоданах… Посовещавшись, решили держаться и добиться сведений из Ромодан. Но часов в 6 вечера наша разведка галопом прискакала в штаб с сообщением, что с правой стороны нас обходят немецкие войска, и передовые части находятся верстах в 3–4 от вокзала. Верить полностью нашей разведке в тревожные моменты не приходилось. И мы решили послать новую разведку, а своим войскам дали распоряжение отступить ближе к вокзалу. Через полчаса разведка возвратилась с подтверждением сообщений первой. Даем распоряжение войскам спешно подтянуться к вокзалу. Но слух об обходе уже успел проникнуть в ряды наших войск и вызвал громадную тревогу. Отряды стали спешно грузиться в вагоны, и к 8 часам вечера эшелон за эшелоном начали подходить к вокзалу. Только артиллеристы продолжали держаться, посылая ответные снаряды противнику, метко бравшему на прицел полустанки и эшелоны. Командиры отрядов, в большинстве свои же товарищи, стали требовать немедленного отступления, указывая, что задержка бессмысленна, что при создающемся настроении в отрядах никакое сопротивление невозможно, что необходимо отступить, чтобы создать уверенность в войсках, что удара противника с тыла не может быть. Приняв меры к срочному отходу наших орудий, начали отправлять эшелоны в ближайший тыл. Сами, со своим так называемым штабным поездом – он по существу был и поездом снабжения и вооружения – остались на вокзале поджидать артиллерию, так как по горькому опыту знали, что, если «штабной» поезд двинется с места, – все моментально разбегутся.
Около 9 час. вечера неожиданно на вокзальном здании зажигается большой электрический фонарь, находящийся под самой крышей выступа. Старшие служащие с вокзала исчезают неизвестно куда, и никак не удается выяснить, зачем и по чьему распоряжению фонарь зажжен. И не проходит после этого, казалось бы, незначительного эпизода и 1 часа, как из-за железнодорожных зданий выбегает немецкий отряд, человек в 600 и с криками «Huura» бросается на штабной поезд. Крики, свист пуль, звон разбиваемых стекол… Поезд окружают. Слышится настойчивая команда немецкого офицера – «на площадки». Но солдаты колеблются и приказу не подчиняются… Отстреливаемся, кое-чем… Охрана поезда – человек 15–25… И в тот момент, когда немецкие солдаты бросаются к входам в вагоны, наш поезд сразу срывается с места и полным ходом уходит в тыл… Выручил товарищ машинист – увидав, что поезд окружают немецкие солдаты, он бросился к паровозу и, не ожидая распоряжения, на свой страх пустил поезд. В нашем поезде оказалось несколько человек раненых и один убитый. Противник захватил 3 орудия и небольшое количество снарядов; все артиллеристы и оставшиеся на вокзале одиночки бежали[119]
.