Британцы были согласны с русскими в том, что Персии не следует занимать деньги в Европе, их не привлекала перспектива доминирования духовенства над правительством, и падение Амина од-Дойлы было им не нужно. Ч. Гардинг через личного врача шаха, доктора Эдкока, написал шаху, что, «если он (шах) в настоящий момент не проявит мужество в отношении мулл и не поддержит действующее правительство, это будет означать конец власти его величества и подчинение муллам любого последующего правительства». Гардинг также призывал Амина од-Дойлы твердо придерживаться своей позиции. Он сообщал лорду Солсбери: «Будучи лично знакомым с сейидом Абдоллой… я направил ему послание в том смысле, что, как я слышал, он действует в противоречии с пожеланиями правительства; и что в случае, если его действия приведут к столкновению с властями, я буду не в состоянии ему помочь. Послание это, рад заметить, дало великолепный эффект, так как он, убедившись через одного из своих эмиссаров, что правительство пользуется поддержкой дипломатической миссии ее величества и что этим посланием я намеревался серьезно предупредить его, уже через несколько дней вышел из враждебной группировки мулл».
Правительство набралось храбрости, арестовало нескольких зачинщиков и предотвратило истребление евреев, направив в еврейский квартал города сильный отряд. Однако полностью подавить мулл не удалось. Шах не решился довести дело до открытого столкновения. В то время, как и позже, он предпочитал политику компромиссов и умиротворения. Кризис был только отложен[17]
.Совпадение русских и британских взглядов по вопросу займа не укрылось от внимания персидского правительства. По всей стране нарастала вера в то, что Россия и Британия намеренно разжигают беспорядки в качестве прелюдии к разделению страны. Ходили настойчивые слухи о скором достижении англо-русского взаимопонимания по проблемам Дальнего и Среднего Востока. Слухи эти не были беспочвенными. Осенью 1897 г. царь Николай II провел несколько недель в Вольфсгартене со своим шурином герцогом Гессенским. В один из дней он беседовал с британским поверенным в делах Дж. Бьюкененом об азиатских делах. «Он сказал, что не верит в буферные государства, если они не являются сильными и независимыми; Персия с ее неэффективным и коррумпированным правительством слишком слаба, чтобы с успехом играть эту роль. Территория России и без того ровно настолько велика, чтобы ей можно было управлять, и он не имеет желания приобретать новые земли; но лично он считает, что наши отношения были бы более дружественными и успешными, если бы между нами не стояла Персия».
Несколькими месяцами позже, в январе 1898 г., после того как Россия заняла Порт-Артур, Солсбери дал понять Санкт-Петербургу, что готов к разделу Китая и Оттоманской империи. Эти шаги не имели результата, поскольку «русская дипломатия не хотела связывать себе руки»; но персы, должно быть, дрожали от страха перед последствиями англо-русского сближения.
В конце ноября Амин од-Дойлы вновь пожаловался Гардингу, что русское, французское, голландское и бельгийское дипломатические представительства в Тегеране распугали всех возможных заимодавцев в Европе. А. Щеглов предложил достать деньги в России, однако, как саркастически заметил министр иностранных дел Мошир од-Дойлы, персы не желают «ковать себе новые цепи, имея достаточные доказательства доброжелательных намерений России в отношении Персии в том, что она пресекает всякую тенденцию к развитию страны и воздвигает всевозможные препятствия на пути прогресса и реформ».
Персидские министры спросили Гардинга, нельзя ли занять денег в Лондоне. Мошир од-Дойлы был готов позволить британской дипломатической миссии контролировать расходование полученных в Англии средств. Гардинг ответил, что после мошенничества Малькам-хана Персия не сможет получить деньги на Лондонской бирже. Он указал, что правительство ее величества не может гарантировать заем «без предварительного обращения в парламент и что в Англии все подобные дела оставлены полностью на долю частного предпринимательства и инициативы». Вместо того чтобы пытаться занять денег за границей, Гардинг продолжал читать персам лекцию, шаху следовало бы одолжить правительству собственное золото на сумму 200 тысяч фунтов стерлингов, каковая сумма не превысила бы четверти полной стоимости, в которую оценивали его личную сокровищницу. Амин од-Дойлы признал, что это хорошее предложение, «но сложность в том, что шах чувствует очень сильное нежелание открывать свою сокровищницу, хотя лежащее в ней золото не приносит выгоды абсолютно никому».