Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии

Теперь, когда было уже поздно, британцы бросились протестовать. Посол в Санкт-Петербурге сэр Ч. Скотт выразил «глубокое изумление» своего правительства тем, что переговоры о займе прошли без консультации с Британией. Граф Муравьев ответил, что имеет очень малое отношение к займу, и предложил Скотту встретиться с Витте. Тот заверил посла, что заем – частное деловое предприятие Учетно-ссудного банка, которым управляет «месье Поляков» и к которому ни Государственный банк, ни Министерство финансов не имеют прямого отношения. Более того, продолжал Витте, Россия в связи с этим займом не искала и не получила никаких политических преимуществ, никакой монополии или исключительных привилегий. Когда же Скотт беспомощно заметил, что Персии запрещено занимать деньги за границей без согласия правительства России, Витте отмел это возражение: Персия может в любой момент выплатить русский долг и будет затем свободна занимать деньги где угодно. Скотт, прекрасно знавший, что каждое утверждение Витте лживо, предпочел промолчать, поскольку перебранка не привела бы ни к чему. Витте был тверд. Скотт писал Солсбери: «Заем подписан и завершен, сиюминутные нужды Персии удовлетворены, поэтому нет оснований для дальнейших переговоров по этому вопросу. Это частный заем, который предоставляет не правительство, и он, кажется, не требует политического рассмотрения».

Невзирая на заверения Витте, русский заем был исключительно политическим предприятием. Поляков и его партнеры не вели переговоров по вопросу займа, да и подобной суммой они бы не рискнули. Учетно-ссудный банк давно уже превратился в отделение Государственного банка на службе С.Ю. Витте, который и был главным архитектором займа. Россия хотела получить и получила немало политических преимуществ. Она стала единственным источником кредитов для Персии, по крайней мере до 1910 г., а это было громадным политическим выигрышем, притом не единственным.

Обещание денег, которым поманили шаха и великого визиря, помогло выторговать у них обещание о продлении «стерилизующего» соглашения по строительству железных дорог. Предвидя окончание моратория, Хомяков, Третьяков и другие предприниматели стряхнули пыль со своих старых планов. Талантливый инженер Палашковский представил в Министерство финансов меморандум в поддержку строительства индо-европейской дороги через Персию. Он откровенно признавал, что от персидской торговли не следует ожидать экономических выгод: «Какой интерес можем мы иметь в торговле с семью или восемью миллионами ленивых оборванцев?.. Задача развития русско-персидской торговли должна отступить… на задний план перед задачей монополизации в руках нашего правительства всех железнодорожных путей сообщения». Палашковский настоятельно рекомендовал строительство линии, которая соединила бы Каспийское море или конечные пункты российских дорог с берегами Индийского океана или Персидского залива. Хомяков и Третьяков ставили перед собой сходную цель.

Русские капиталисты мечтали делать деньги на строительстве железных дорог, причем вне зависимости от экономических, политических или стратегических соображений. Технические сложности при протягивании линии железной дороги по изрезанной земле ожидались громадные, затраты на строительство ошеломляющие, доходы строителей соответственно высокие. Исходя из этого, капиталисты готовы были использовать все возможные аргументы, чтобы убедить правительство начать строительство. Однако министр финансов согласия не давал. Как многие наиболее влиятельные русские политики, Витте был очарован Дальним Востоком, где, он надеялся, можно получать большие прибыли при меньшем риске. Он писал: «По мнению министра финансов, нам следует на некоторое время ограничиться улучшением дорог, предназначенных для колесного транспорта или вьючных животных, которые в настоящее время соединяют экономические центры Персии с границами России и побережьем Каспийского моря». Участие Германии в делах Оттоманской империи и растущая угроза Багдадской железной дороги давало правительству России дополнительный стимул искать продления моратория на строительство железных дорог в Персии.

Министерство иностранных дел поручило К.М. Аргиропуло, русскому посланнику в Тегеране, получить письменное согласие шаха на продление «стерилизующего» соглашения. В своем ежегодном отчете царю за 1899 г. министр иностранных дел утверждал, что «соглашение о предоставлении персидского займа заключено на условиях выполнения наших требований по этому вопросу. Шах поспешил принять наши требования и дал нашему посланнику личное обещание в желательном для нас смысле». Фактически Россия настояла на получении письменного обещания шаха еще до завершения переговоров по займу. Согласие шаха на требования России вызвало со стороны Николая II выражение августейшего удовлетворения, которое было передано Аргиропуло, Амину ос-Солтану и шаху Мозаффару эд-Дину.