Персидское правительство оказалось в очень сложной ситуации. Анархия широко распространилась по стране прежде, чем телеграф донес вести о высадке Мохаммада Али в Гомоштепе. В Курдистан, в соответствии с планами бывшего шаха и его друзей, вторгся Абол Фат-мирза Салар од-Дойлы. Азербайджан, Гилян, Хорасан, Фарс – лучшие провинции империи – кипели недовольством. Губернаторы часто отказывались повиноваться Тегерану. Бандиты хозяйничали на всех дорогах, кроме тех, что патрулировали русские. Июньский кризис кабинета явился симптомом тяжелой болезни, мертвой хваткой стиснувшей страну. Не существовало силы, способной противостоять бандам бывшего шаха. Казачья бригада была бесполезна, так как ее командир князь Вадбольский получал приказы от русского посланника, которому Санкт-Петербург предоставил полномочия решать в каждом случае, должны русские офицеры бригады подчиняться персидскому правительству или нет. Казалось, персам осталась одна только дипломатия.
19 июля в ноте, переданной Поклевскому, персидское правительство напомнило ему, что неоднократно привлекало его внимание к интригам Мохаммада Али. Вопреки ожиданиям правительства шаха, говорилось в ноте, его превосходительство не счел необходимым помочь перехватить Аршада од-Дойлы, Мансура ол-Молка и Лейса ос-Солтана, дав им возможность приехать в Петровск, провести переговоры с туркменами и вступить на территорию Персии. В ноте говорилось: «Принимая во внимание добрососедские и дружественные отношения двух стран, правительство шаха не знает, чему приписать предубеждение и безразличное отношение, выраженные ему при этих обстоятельствах правительством его величества Императора. Правительству шаха трудно поверить, что целый год русское правительство не могло принять мер для прекращения агитации, организованной Мохаммадом Али-мирзой и его агентами».
Персидское правительство, было указано далее, в соответствии с протоколом от 7 сентября 1909 г. не будет больше выплачивать пенсион Мохаммаду Али и снимает с себя всякую ответственность за ущерб, который может повлечь за собой высадка Мохаммада Али, который прибыл на персидский берег из России на русском корабле.
Русское правительство девять дней не отвечало персам. За это время оно успело обсудить вопрос возвращения Мохаммада Али с британцами и принять меры для обеспечения успеха бывшего шаха или, по крайней мере, для дальнейшего ослабления персидского правительства. 19 июля Нератов поручил Бенкендорфу предложить Грею, чтобы две державы воздерживались от любых действий, которые могли бы помочь одной из сторон в гражданской войне. Бенкендорф переговорил с Николсоном; тот выразил удивление появлением бывшего шаха в Персии и добавил, что он, должно быть, путешествовал по России под чужим именем. Николсон подготовил депешу Бьюкенену, которую теперь показал русскому послу. В ней предлагалось, чтобы две державы выпустили заявление, в котором отвергалась бы возможность признания Мохаммада Али, выражалась поддержка персидскому правительству и согласие с прекращением выплаты пенсиона. Когда Бенкендорф предположил, что бывший шах может добиться быстрой победы, Николсон ответил, что это невозможно. Будет долгая и кровавая гражданская война, ответственность за которую падет на бывшего шаха. Бенкендорф телеграфировал домой, что России необходимо держаться подальше от авантюры шаха. Этого можно достичь единственным способом – согласиться с британцами и выпустить враждебную Мохаммаду Али декларацию[45]
.Нератов не принял совет Бенкендорфа, но попросил его сказать Николсону, «что появление Мохаммада Али в Персии было таким же сюрпризом для нас, как и для лондонского кабинета». Шах не получал от России субсидий, его путешествие инкогнито через всю Россию едва ли можно было предупредить. Теперь, поскольку он уже в Персии, России остается лишь сохранять строгий нейтралитет. Нератов обсудил с Дж. Бьюкененом предполагаемую совместную декларацию и принял пункт, касающийся шахского пенсиона. Но он оказался не готов предпринять действия против Мохаммада Али или заявить о непризнании. Нератов написал Бенкендорфу: «Вступив на персидскую территорию, Мохаммад Али сжег свои корабли, ему осталось только одно: идти вперед, победить или погибнуть. Поэтому я остаюсь при мнении, что в этом деле лучше всего оставаться нейтральными».