Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии

Ошеломленная Персия, не веря, смотрела на великое святотатство, совершенное русскими. «О ветер, – взывал поэт Малек ош-Шоара Бахар, – донеси запах крови от Туса (Хорасана) до Ятриба (Медины), расскажи Пророку о запятнанной кровью могиле его сына!» Выражая гнев и горе миллионов людей, поэт призывал всех мусульман прийти и увидеть своими глазами опустошение, произведенное русскими пушками[48]. Но дух народа был уже сломлен. Восстания не произошло; был только слабый протест правительства и обычное выражение тревоги со стороны Э. Грея, говорившего с Бенкендорфом о важности Мешхеда в глазах многочисленных британских подданных-мусульман, ездивших туда на поклонение.

Протесты и уговоры Грея стали уже настолько обычными, что утомляли царя и едва ли производили впечатление на кого-либо, кроме Бенкендорфа. Он принадлежал к тем немногочисленным русским дипломатам, кто считал, что их страна заходит слишком далеко и англо-русская дружба подвергается слишком серьезным испытаниям. В этом он ошибался, так как гибкость Грея по отношению к России не имела границ. До тех пор пока никакая часть персидской территории не была формально аннексирована, а персидское правительство откровенно не разогнано, Россия могла делать в своей зоне все, что угодно. Долгие годы жизни в Англии повлияли на политическое зрение Бенкендорфа. Он даже до некоторой степени поверил в теорию, которую русские дипломаты тщательно культивировали для иностранцев: русские консулы ставят министерство иностранных дел в ситуации, «не предусмотренные политикой министерства».

Похожие мысли высказывал и Дж. Бьюкенен: «В то время как два правительства делают все возможное, чтобы согласованно действовать вместе, русские консулы в Персии действуют в противоположном духе». Бьюкенен сказал о Сазонове: «Когда он говорил мне, что вмешательство русских войск стало необходимым, когда в Мешхеде или Тебризе вспыхнули беспорядки, я никогда не был до конца уверен, что эти беспорядки не были сознательно спровоцированы тем или иным консулом с целью обеспечить повод для вмешательства.

Но Сазонов отказывался признать это. Он говорил, что Миллер, его консул в Тебризе, находящийся в настоящее время в отпуске, прекрасный человек, и настаивал, что версия мешхедского инцидента, данная Дабижей, верна».

Не имея сил для противодействия политике России, персы решились протестовать против наглости русских консулов, буквально захвативших власть в северных провинциях и действовавших через голову персидского правительства. Но в результате персидскому посланнику в Лондоне пришлось выслушивать жесткие упреки сэра А. Николсона, чье русофильство не поколебали события последнего года. Он выразил удивление, что посланник предпринял такой шаг. В пересказе Бенкендорфа Сазонову Николсон сказал: «Персам следует быть благодарными России: России было достаточно протянуть руку, чтобы Персия перестала существовать; Россия доказала свое уважение к независимости и целостности Персии; потому что она не вмешалась в революцию, заменившую Мохаммада Али на нынешнего шаха; благодаря действиям России, а также Англии недавняя попытка Мохаммада Али закончилась неудачей».

Николсон сыпал сентенциями, каждая из которых являлась ложью. Британское правительство, заключил он, не занимается ролью русских консулов в Северной Персии, как русское – ролью британских консулов на юге, «поэтому исключено, чтобы две державы связывались друг с другом по этому вопросу». Николсон еще и обманул персидского посланника, пересказав этот разговор Бенкендорфу.

Резня в Мешхеде явилась последним крупным кризисом перед началом мировой войны. Мелкие кризисы следовали один за другим с такой регулярностью, что стали характерной чертой персидской жизни.

Абол Фат-мирза Салар од-Дойлы поднял восстание в Западной Персии. Он превратил Керманшах в базу для своих операций и угрожал походом на Тегеран. Правительство направило Ефрем-хана с пятнадцатью сотнями солдат навстречу принцу. Старый дашнак, сыгравший такую видную роль в персидской революции, погиб в сражении. Неделей позже, как будто в ответ на успехи Салара од-Дойлы, русский кабинет решил «придерживаться строгого нейтралитета» между правительством и бунтовщиками и издал приказ об эвакуации части казвинского отряда, открывая таким образом Салару од-Дойлы дорогу на Тегеран. Ситуация не превратилась в трагическую только потому, что 29 мая 1912 г. правительственные войска под командованием Фарманфармы нанесли поражение Салару од-Дойлы и изгнали его из Керманшаха.