Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии

Оба события: открытие Каруна и предоставление банковской концессии Рейтеру – произошли во время отсутствия Долгорукова в Тегеране. Его возвращение ожидалось персами со страхом, а Вольфом – с опасением, что Рейтер не получит банковскую концессию. Внезапное появление приведенного в бешенство Долгорукова, облеченного доверием царя, могло разрушить планы Вольфа. Кроме того, британский дипломат предполагал, что князь будет требовать железнодорожную концессию России в качестве «компенсации» за открытие Каруна. Пытаясь отреагировать на событие, которое еще не произошло, Вольф телеграфировал Солсбери: «Я думаю, было бы хорошо, если до приезда Долгорукова в английских газетах появились бы статьи, утверждающие, что Англия не имеет возражений по поводу железных дорог, построенных Россией, для развития ресурсов Персии. Это предотвратило бы видимость внезапного дипломатического поражения в случае предоставления концессии России».

В Министерстве иностранных дел кто-то написал на телеграмме, поверх четкого «S» Солсбери: «Если мы сделаем это перед получением концессии, русские увеличат свои требования, цель которых не получить железные дороги, а сделать вид, что их позиции восстановлены путем получения некоторой концессии, против которой мы возражаем». Затем рукой Солсбери: «Никаких действий».

Опасения Вольфа были полностью оправданны. Сразу же по прибытии Долгорукова на шаха и его министров дождем посыпались требования. В той же самой депеше, в которой Вольф извещал Лондон о возвращении Долгорукова, он сообщил, что князь уже затронул железнодорожную проблему. Шах боялся отказать и боялся предоставить требуемое. Вольф писал о действиях шаха: «Он предлагает сообщить князю Долгорукову, что не может дать эту концессию без предоставления такой же Англии с юга. Но против этого имеется секретное соглашение, нарушение которого повлекло бы за собой военные действия. Его Величество хочет немедленного совета перед встречей с князем Долгоруковым в воскресенье».

На следующий день Вольф телеграфировал, что дорога, которую Долгоруков имел в виду (одна ветка от юго-восточного угла Каспийского моря к Шахруду и Тегерану), «была бы стратегически опасна». Для того чтобы ответить на эту опасность, Вольф советовал, чтобы Англия построила две линии – от Шустера к Тегерану и от Кветты к Сеистану. Получив одобрение Солсбери, Вольф телеграфировал: «Я думаю, я мог бы предложить агенту Рейтера сразу просить о прежнем». Вольф также просил разрешения успокоить шаха, которому снова предстояла встреча с грозным Долгоруковым. «Если мы теперь вдохнем в шаха уверенность, я думаю, что мы получим много пользы. Но будет бедствием, если он подумает, что мы отказались от него или охладели».

Ответ Солсбери был спокойным и слегка скептическим: «Его Величество должен, конечно, утверждать, что не может выдать эту концессию России без того, чтобы не дать такую же Англии на юге. Если Долгоруков будет апеллировать к секретному соглашению, Шах может настаивать на том, что не может отказать англичанам без объяснения причины и поэтому должен сообщить им о соглашении. Мы могли бы тогда обсуждать этот вопрос». Телеграмма заканчивалась на философской ноте: «В прошлом многие проекты были разрушены; так может быть и с этим».

13 февраля 1889 г. Вольф и Долгоруков провели переговоры, в течение которых князь признал, что Англия заранее известила Россию о своих намерениях добиваться открытия Каруна. Однако он сказал: «Россия была раздражена не только действиями Англии, но в Персии произошли изменения, после которых России должно быть предоставлено некоторое компенсационное преимущество». Князь возложил вину за произошедшее в равной мере на политику лорда Солсбери и личное подстрекательство Вольфа, который пробовал доказать, что его действия не были направлены против России, а были попытками защитить британские коммерческие интересы.

Что касается Рейтера, банк был компенсацией за первоначальную концессию. Долгоруков ответил, что русское общественное мнение возмутилось всем ходом событий в Персии. Вольф ощутил сильное раздражение в речи князя Долгорукова, которое полностью он не мог скрыть. Без сомнения, такое чувство родилось из сознания того, что он не так непобедим, как представляли его друзья в прессе.

В середине февраля Долгоруков представил свои требования. Он заявлял о сильной привязанности к Персии и утверждал, что, хотя был русским чиновником, но желал Персии прогресса. Он получил инструкции внести предложения, которые помогут восстановить равновесие. Долгоруков требовал: 1) право кораблям заходить в лагуну Энзели (Мурдаб); 2) право пароходам проходить все реки, текущие из Персии в Каспийское море; 3) строительство Персией дороги от Энзели до Тегерана и от Ардебиля до Астары; 4) обязательство со стороны правительства Персии не предоставлять концессии на железные дороги в течение пяти лет, во время которых Россия составила бы план железнодорожного строительства, «определяя, какие дороги она будет строить сама, Персия затем сможет предоставить оставшиеся концессии другим».