Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии

Сама мысль, что Россия может построить железную дорогу через Хорасан, заставляла содрогаться спины британских военных. Почти такой же пугающей была идея дороги от Каспийского моря к Персидскому заливу. Железная дорога с севера на юг и линия через Хорасан, как понимали в военном министерстве, обеспечат России «контроль над всем Персидским королевством и предоставят ей такое положение на Индийском океане, которое потребует увеличения британских военно-морских сил в индийских водах, что увеличит тяжелую ношу».

Генерал Брэкенбери, руководитель военной разведки, написал в министерство иностранных дел: «Хорасан – не только база для ведения серьезных действий против Индии, если когда-либо они будут предприняты, овладение им необходимо России для поддержания действий в Западном Афганистане. Это четко сформулировано в важных русских секретных документах.

Даже если мы допускаем, что рано или поздно Хорасан должен стать русской провинцией, а Герат и Северный Афганистан тоже достанутся России, желательно отодвинуть этот черный день как можно дальше. Ничто так не ускорит его приход, как строительство предложенных железных дорог, и ничто не прибавит так много к мощи России для дальнейших наступлений».

Соперничество в отношении железных дорог было прервано в начале лета 1889 г. третьим европейским турне шаха. Вольф предложил Насреддину приобрести «более обширное познание» Англии, чем он получил в 1873 г.

Под «познанием Англии» Вольф предполагал знакомство с миром бизнеса в Сити. Шах надеялся также посетить Санкт-Петербург, но, несмотря на намеки, сделанные в Тегеране и Санкт-Петербурге, приглашение не пришло. Царский гнев на Насреддина был вызван тремя телеграммами, которыми обменялись Солсбери и Вольф и которые были перехвачены русской разведкой. Телеграммы свидетельствовали, что шах консультировался с Вольфом по каждому вопросу и держал его в курсе всех переговоров с Долгоруковым. Из них Гирс, Ламздорф и Зиновьев поняли, что, очевидно, шах обещал Англии концессии на все железные дороги на юге, если Россия получит одну на севере. Александр III читает телеграммы с разъяснительными примечаниями Гирса и возвращает их с письменным комментарием: «И шах воображает, что мы примем его в Санкт-Петербурге? Его ноги не будет в Петербурге, пока он не предоставит нам все, что мы требуем».

Придворные круги действительно были очень раздражены. Князь Долгоруков, который принадлежал им намного больше, чем Министерству иностранных дел, сказал Вольфу, что «ничто не может быть улажено с персами без британского посланника. Фактически, обсуждение вопросов с персидским Правительством – то же самое, что ведение переговоров с Кабинетом Св. Джеймса». Царь говорил о двуличности Насреддина, а императрица утверждала, что королева Виктория не хочет, чтобы шах посетил Лондон, потому что «он наносит ущерб дворцам и его посещения стоят слишком дорого». Гирс парировал с необычной храбростью, что, даже если королева лично выступит против визита шаха, правительство сочтет это очень желательным. На замечание царя, что шаху следует выбрать какой-нибудь другой маршрут по Европе, Гирс ответил, что это повредит престижу России на Востоке. Александр уступил, бормоча: «Придется принять его, если он будет настаивать».

На самом деле царь был бы обеспокоен, если бы шах не включил Санкт-Петербург в план своего путешествия. Когда Долгоруков телеграфировал из Тегерана, что Вольф посоветовал шаху путешествовать в Европу через Турцию, царь написал на полях: «Какой наглый парень».

В течение длительных переговоров между Амином ос-Солтаном и Долгоруковым великий визирь передал русскому посланнику пожелание шаха провести восемь дней в Санкт-Петербурге и путешествовать со свитой из тридцати четырех лиц. Долгоруков телеграфировал домой и был извещен, что царь согласился, чтобы визит шаха продолжался в течение трех дней, а свиты в двадцать человек достаточно.

Именно персидскому посланнику в Санкт-Петербурге, при посредничестве Зиновьева, удалось решить вопрос ко взаимному удовлетворению.

Пребывание шаха в Санкт-Петербурге было отмечено холодным и насмешливым приемом. Русское общество насмехалось над персидскими манерами и потешалось над особенным французским языком Насреддин-шаха. Прошел слух, что Долгоруков, сам мастер оскорблять, был обеспокоен тем, что шах не остался в Санкт-Петербурге на больший срок и что Амин ос-Солтан не получил подарка. Персия подписала бы все, что требовала Россия, банковская концессия Рейтера была бы аннулирована.

Но русские правящие круги не захотели выплатить один миллион рублей, который надо было распределить так: 500 тысяч как дар шаху, 300 тысяч – визирю и 200 тысяч – другим лицам.

Шах получил не очень впечатляющий дар – портрет монарха в оправе из алмазов. Сначала ему хотели подарить вазу, стоившую 50 тысяч, но он получил их так много от русских царей, что его подданные смеются над теми вазами… Обе стороны расстались неудовлетворенными.