Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2007

Бывало, Станкевич, говоря о своих подвигах по этой части, спрашивал меня, не упражнялся ли я в этом благородном и свободном искусстве: я краснел, делал благочестивую и невинную рожу и отрицался.

В конце письма Белинский пишет, что он после признания Бакунина «полон одним чувством — какою-то грустною любовию к тебе».

В этом письме симпатию вызывает Станкевич — человек с юмором, вроде Бродского. У него, как известно, была немочка, о ней и Тургенев рассказывает в воспоминаниях. Кроме того, вполне вероятен роман Станкевича с Татьяной Бакуниной, женщиной замужней.

Дело в конце концов не в сексуальных девиациях какого-либо рода: подумаешь, бином Ньютона! Ничего стыдного в детских грехах нет — лишь бы повзрослеть вовремя. Но в том-то и дело, что русские передовые люди, особенно страстные революционеры, так и не повзрослели: они остались по-детски — или по-юношески — мечтательны, и держались всю жизнь за раз приснившуюся мечту. Об этом, кстати, в пьесе Стоппарда говорит опять же Тургенев: они не понимают, что жизнь не стоит на месте, постоянно меняется, и нет в ней неизменных целей, цели меняются по мере движения, по дороге, в жизненном пути.

Тургенев ли не любил русских мужиков! Это ведь он, а не кто другой написал «Записки охотника». Но при всей его симпатии к мужикам Тургенев нигде их не идеализировал, они у него реальные, живые — как Хорь и Калиныч. Какую же нам чушь пороли, доказывая, что в этом очерке искусно проводится мысль, что оброк лучше барщины: Хорь оброчный крестьянин, а потому хорошо живет, в кожаных сапогах ходит, а Калиныч барщинный и ходит в лаптях. Да прочитайте эту вещь сейчас: Хорь — хитрован и что называется кулак, а Калиныч — поэт, он любит пчел и идя к Хорю несет ему пучок земляники. Причем тут барщина или оброк? А какова старуха Хоря с ее любимой забавой — бить собаку: «собачка, собачка, поди сюды», — а подойдет — начинает бить поленом. Право, за таких людей не стоило умирать — они сами за себя постоять способны (были).

Вывод напрашивается однозначный: как бы ни была тяжела — а то и противна — нынешняя русская жизнь, а все же она лучше прежней: по крайней мере правдивей, избавилась от застарелых фальшей, вроде народопоклонства или целомудрия. Ксюша Собчак если не лучше, то умнее Лизы Калитиной — в монастырь не уйдет.

Через двести лет после московских гегелистов русские интеллигенты наконец повзрослели.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/376308.html

* * *

[Русский европеец Владимир Стасов] - [Радио Свобода © 2013]

Владимир Васильевич Стасов родился в 1824 году, а умер в 1906-м, в возрасте 82 лет: то есть он был человеком, абсолютно пережившим свою эпоху; можно было бы даже сказать — забывшим вовремя умереть, если б это не звучало так грубо. В новом времени он беспомощно заблудился и являл собой, пожалуй что, и жалкий пережиток архаических времен: сложился в эпоху разночинства с ее грубым «реализмом» (в смысле куда широчайшем, чем эстетический термин), а дожил до времени русского культурного ренессанса с его очень усложнившейся тематикой и методикой. Правда, у самого Стасова тоже был некий ренессанс: его канонизировали в сталинское время, особенно после войны, после ждановских докладов, когда превозносили за счет всего живого самый примитивный реализм, — и тут грубый, примитивный Стасов пришелся ко двору, был объявлен выдающимся русским художественным критиком. Он и сам иногда писал в манере, усвоенной позднесталинскими газетчиками: «Некоторые дворняжки пробовали тявкать…» В общем, Стасов — какой-то окарикатуренный Базаров. Чехов сказал о нем, что он способен пьянеть даже от помоев.

Это разночинство было у Стасова не прирожденным, а благо-, так сказать, приобретенным. Он сам родился во вполне культурной семье: его отец — знаменитый архитектор, тот самый Стасов. Он получил самое изысканное образование: не только знал все полагающиеся языки, но даже играл на рояле. Любимым его фортепианным, если можно так выразиться, жанром была игра в восемь рук. В этом вполне сказался гротескный гигантизм Стасова — между прочим, человека громадного роста и богатырской выправки. Мережковский назвал его: вулкан, извергающий вату.