Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2007

В Премухине вечное, идеальное чувствуется в каждом дуновении, как голос, который говорит тебе, что непостижимое счастье внутренней жизни куда выше банального человеческого счастья! А потом ты умираешь. В этой картине чего-то не хватает, Станкевич приблизился к разгадке незадолго до смерти. Он говорил: «Для счастья, оказывается, нужно немного реальности».

Тургенев сам провел немало времени в Берлине, изучая всех этих Гегелей. Борис Чичерин, образованнейший педант, говорил, что из русских писателей-современников только у Тургенева были «порядочные знания». Но он отнюдь не свихнулся, остался нормальным человеком со здоровыми инстинктами. Ему помогло одно, и немаловажное, обстоятельство: он был охотником, вырос на свежем воздухе, а не в накуренных каморках, где молодые гегелисты и фихтеанцы спорили до хрипоты о разумном и действительном. Тургенев был человек не прямой, извилистый, причем достаточно тщеславный, больше всего он любил успех и славу. Когда выяснилось, что главными читателями стали молодые нигилисты и что сапоги выше Шекспира, он перед ними стал неприкрыто заискивать ( в старину сказали бы: «в них заискивать»). Рассказывает же он в мемуарных записях, как Писарев почтил его визитом, а он старался внушить молодому властителю дум, что Пушкин все же выше сапогов (опять же по-старинному), вместо того, чтобы выгнать его вон по черной лестнице.

Один из ранних образчиков тургеневского виляния — то место в «Рудине», где описывается кружок Покорского и сам этот Покорский представлен чем-то вроде святого. Конечно, сам Рудин дан не без иронии, так что его песнопения Покорскому надо воспринимать с крупицей соли. Считается, что прообраз Рудина — Михаил Бакунин, но тот был в жизни много брутальней. Ирония Тургенева в подаче русского прекраснодушного интеллигента сказалась в одной замечательной подробности: он сделал этого интеллигента робким перед женщинами — даже и Базарова. И не забудем, что это Тургенев придумал крылатое слово «лишний человек» — в его «Дневнике лишнего человека» (на который, похоже, опирался Достоевский в «Записках из подполья», конечно, безмерно сюжет обогатив). В России было принято вести генеалогию «лишнего человека» от Онегина и Печорина, но как в раз в указанном отношении оба этих героя — молодцы (о подтексте Печорина сейчас говорить не будем).

Интересно, что сами нигилисты в лице Чернышевского с готовностью приняли этот сюжет: Чернышевский по поводу тургеневской «Аси» написал знаменитую статью «Русский человек на рандеву», в которой вот эту слабость перед женщиной сделал метафорой трусливого русского либерализма. Об этом Тургенев тоже говорит в пьесе Стоппарда. Но как раз в «Асе» нечто другое имеется в виду: эта вещь идет явно от «Онегина», от линии Евгений — Татьяна, это чистой воды литературная реминисценция. А еще очень важно в «Асе» то, что она незаконная дочь помещика: Тургенев сильно переживал эту ситуацию, потому что у него самого была такая дочь от крестьянки: видно, как он боится за нее и с ужасом представляет ее в положении соблазненной простушки. Потому Гагин и отказывается от Аси, готовой ему отдаться.

Нет, Родион Романович, тут не Николка! — как говорил следователь Порфирий. Нет, Николай Гаврилович, тут не Ася! — можем мы сказать Чернышевскому.

В «Записках охотника» есть рассказ «Гамлет Щигровского уезда», в котором высказывается подлинное отношение автора к приятелям его молодости: