В университете я <…> тотчас попал в кружок… Но вы, может быть, не знаете, что такое кружок? <…> да это гибель всякого самобытного развития; кружок — это безобразная замена общества, женщины, жизни <…> это
ленивое и вялое житье вместе и рядом, которому придают значение и вид разумного дела; кружок заменяет разговор рассуждениями, приучает к бесплодной болтовне, отвлекает вас от уединенной, благодатной работы, прививает вам литературную чесотку; лишает вас, наконец, свежести и девственной крепости души. Кружок — да это пошлость и скука под именем братства и дружбы, сцепление недоразумений и притязаний под предлогом откровенности и участия; в кружке, благодаря праву каждого приятеля во всякое время и во всякий час запускать свои неумытые пальцы прямо во внутренность товарища, ни у кого нет чистого, нетронутого места на душе; в кружке поклоняютсяя пустому краснобаю, самолюбивому умнику, довременному старику, носят на руках стихотворца бездарного, но с «затаенными» мыслями; в кружке молодые, семнадцатилетние малые хитро и мудрено толкуют о женщинах и любви, а перед женщинами молчат или говорят с ними, словно с книгой, — да и о чем говорят! В кружке процветает хитростное красноречие; в кружке наблюдают друг за другом не хуже полицейских чиновников… О кружок! Ты не кружок: ты заколдованный круг, в котором погиб не один порядочный человек!Тут никаким Покорским, конечно, не пахнет, — никаких идеализаций. В описании угадываются реальные лица. Пустой краснобай и довременный старик — конечно, Бакунин. Бездарный поэт с «затаенными» мыслями похож на Огарева; впрочем, в молодости все плохие стихи пишут. И очень важны слова об отношении «семнадцатилетних малых» к женщинам: атмосфера, как сказал бы Белинский, «скопческая и онанистическая».
Это действительные его слова из письма Боткину, где он рассказывает о ссоре (буквально драке) Бакунина с Катковым из-за сплетни, пущенной Бакуниным о романе Каткова с женой Огарева. Катков Бакунина побил. Тот вызвал его на дуэль, но как-то забыл про нее и уехал за границу.
Склонность будущего вождя мирового анархизма к детскому греху была постоянной темой переписки Белинского, в том числе с самим Бакуниным. Сравнительно недавно был обнародован один шедевр из этой переписки — в знаменитом «эротическом» выпуске журнала «Литературное обозрение» (номер 11 за 1991 год). Белинский и Бакунин в духе Жан-Жака упражнялись друг перед другом в исповедях — соревновались, кто испорченней. Бакунин признался в страшнейшем из грехов. Белинский ему отвечал 1 ноября 1937 года:
Твоя искренность потрясла меня, и я хочу заплатить тебе такою же сколько потому, что истинная дружба может существовать только при условии бесконечной доверенности и совершенной откровенности, столько и потому, что теперь меня ужасает мысль, что ты думаешь обо мне лучше, нежели я заслуживаю… Итак, узнай то, что я так упорно ото всех скрывал, вследствие ложного стыда и ложного самолюбия — я был онанистом и не очень давно перестал быть им — года полтора или два.
И дальше: