Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2007

Книги Морана, наполненные мишурой, стекляшками, звучными иностранными именами, читают отходную по экзотике. Они оказываются у истоков целой литературы, стремящейся уничтожить национальный колорит. Она показывает нам, что далекие горизонты, о которых мы мечтали в детстве, так же безнадежно привычны и прозаичны для глаз и сердец их обитателей, как вокзал Сен-Лазар и Эйфелева башня для парижанина. Они помогают нам разглядеть комедию, трюкачество, ложь, отсутствие настоящей веры за теми церемониями, которые так почтительно описсывали путешественники прошлого, и могут помочь обнаружить за истершейся тканью восточной или африканской живописности единый механизм капиталистического рационализма. Словом, у них везде только похожий и однообразный мир.

Лучше всего я почувствовал глубокий смысл этого подхода летним днем 1938 года, когда между Могадором и Сафи моя машина обогнала мусульманку под паранджой, лихо жмущую на педали велосипеда. Магометанка на велосипеде — вот настоящий саморазрушающийся объект, который могли бы создать как сюрреалисты, так и Моран.

В утопических надеждах Сартра на Третий мир как ресурс и резерв европейской Сартру и в голову прийти не могло, что паранджа куда важнее велосипеда.

Французы из Алжира ушли — один миллион тех «черноногих», к которым принадлежал Камю. Но ведь и алжирцы пошли за ними. Сегодня во Франции не менее трех миллион мусульман, а по всей Европе куда больше. И они не только ездят на велосипедах, но и самолеты угонять научились. Подробности всем известны, и не об этом мы сейчас говорим. И даже не о глобализации, которую еще Моран описал, увидевший превращение экзотических стран в туристический и всякий иной рынок. Дело не в Востоке, а в Западе, в самой Европе, в которой так еще недавно — я во всяком случае помню! — передовые умы размышляли о революции в подлинно марксистской перспективе, бегали на Кубу за наукой (тот же Сартр).

Получилось так, как никакому Сартру присниться не могло: не только пролетариат утратил революционные импульсы, отъевшись в обществе всеобщего потребления, но в рамках того же общества, того же вектора развития — хоть внутри европейских стран, хоть в контексте глобальной связи, «единого мира» — последняя надежда левых, жертвы пресловутого колониального угнетения — действительно преисполнились революционности, но с абсолютно обратным знаком. Революционным импульсом для этих людей и этих стран стала фундаменталистская религиозная реакция. Маркс им не понадобился. Даже усовершенствованный Сартром.

История культуры не знаем большей комедии, чем нынешний поворот событий для передовых леволиберальных умов, для светочей европейской культуры. За какие резервы они только не хватались. Даже за Мао Цзэдуна, готовые усмотреть в терроре так называемой «культурной революции» борьбу революционных масс против бюрократического окостенения социализма. За хиппи хватались, за этих «детей цветов», в надежде увидеть модель лучшего будущего в коммунальных групповухах, в фаланстерах сексуальной революции. Превратим социализм из науки в утопию, как призывал Маркузе. Есть, правда, и сейчас ресурс: борцы с глобализацией, те, что бунтуют на мировых экономических саммитах. Но их же три человека с половиной, и никакого, так сказать, колониального резерва: Третий мир сам из рук этой глобализации кормится, да и ее кормит — нефтью.

Конечно, неприятности в современном мире наличествуют куда бо́льшие, чем провал социальной философии Сартра. Но знаете, как бывает на пожарах: человека из огня вынесли, а он вспоминает, что внутри осталась какая-нибудь ерунда. Как Никита Пряхин из Вороньей Слободки, полезший обратно в огонь за четвертью самогона. Вот так для меня Сартр.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/389376.html

* * *

[Русский европеец Павел Щеголев] - [Радио Свобода © 2013]