Борис Парамонов на радио "Свобода" -2011

Вновь обнаруженные факты коренным образом меняют весь контекст происшедшего. Выясняется, что настоящей подоплекой дела была не политика, а любовная история. Конечно, можно думать,  что тут замешаны политические страсти, классовая борьба, корыстолюбие власть имущих, не считающиеся с требованиями справедливости. Можно по этому поводу вспомнить сходное дело Сакко и Ванцетти, тоже не совсем ясное. Слов нет, классовая вражда – не выдумка, и она, как всякая ненависть, способна искривлять поведение людей. Но вот пишут, что сегодня ни один американский суд при тех уликах, которые имелись против Джо Хилла, не решился бы вынести обвинительный приговор. То есть классовые конфликты – не главное сейчас в американской жизни.

Но у этого сюжета есть еще одна, и самая интересная, сторона. Почему смолчал Джо Хилл, не сказавший ни слова о любовном треугольнике? И почему не поспешила ему на помощь сама Хильда Эриксон? А потому что нравы были другие, и делать незамужнюю девушку центром кровавой любовной истории было немыслимо. Это был позор. Ни Джо Хилл не хотел позорить девушку, ни она сама не решилась открыть истину.

И сегодня дело Джо Хилла было бы совершенно невозможно не только потому, что индустриальные рабочие мира живут много лучше и не сильно враждуют с работодателями, как и те с ними, но и потому, что произошла не пролетарская, а другая – сексуальная – революция.

Внебрачный секс в цивилизованных странах отнюдь не считаются зазорными. Жизнь к лучшему меняет не только экономическая эволюция, и уж тем более не "освобождение трудящихся от капиталистической эксплуатации", но освобождение людей от груза моральных предрассудков. Джо Хилла на поверку убили не жадные капиталисты, а лицемерные обыватели. А сейчас им не дают особенно разворачиваться.

Когда-то поэт сказал: "Любовь и голод правят миром". Голода на Западе сейчас нет, а любовь свободна и, следовательно, менее токсична. Кто бы сегодня осудил Анну Каренину?

Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24311418.html

* * *

Гнилое железо России

Дмитрий Волчек: Сергей Стратановский удостоен крупной итальянской награды в области поэзии – премии имени Кардуччи. В год России в Италии жюри присудило эту награду, учрежденную сенатом республики поэту из Санкт-Петербурга. О поэзии Сергея Стратановского говорит Борис Парамонов.

Борис Парамонов: Поэзия Сергея Стратановского на редкость целостна, всегда равна самой себе. Годы идут, и русская жизнь меняется – причем за последние двадцать лет она изменилась как никогда раньше, - но Россия в стихах Стратановского всё такая же. Хочется вспомнить классика: ''А ты ты всё та же - лес да поле…'' Но негоже цитировать стороннего автора, тем более, что Стратановский и сам сейчас, можно сказать, классик. Но атрибуты русские у Стратановского не те, что у Блока. Его Россия прошла через коммунистическую революцию, из деревянной стала железной, и сейчас это державное железо ржавеет и гниет. Гнилое железо – новое русское словосочетание, как нельзя более уместное у Стратановского. Но не следует торопиться и подверстывать нашего поэта к реалиям и раритетам советской эпохи. Стратановский умеет в России увидеть некий безвременный сюжет, спроецировать ее хоть на мировую историю, хоть на библейские сказания, хоть на мифические архетипы.

Ранний Стратановский, видя вокруг себя еще не совсем пожухшую петербургскую классику и восприняв  уроки отца – филолога-классика, населил петербургские коммуналки призраками кентавров. ''Человеко-лошади на моей жилплощади…''  Заморыши ленинградских дворов были у него детьми Пении черствой. И какой-то бледный Эрос случался в этих подворотнях. Впрочем, типичнее было другое: ''Мы скудно жили, мы служили /И боль напитками глушили, /И Эрос нас не посещал''. Посещала – даже курортные места – Холера, опять же явленная у Стратановского в обличье мифической богини мщения, Немезиды. ''Она Эриния, она богиня мести и крови пролитой сестра''. Мифические персонажи расколдованы, я бы сказал секуляризованы у Стратановского, и даже отечественный Суворов, представленный скульптором-классицистом в обличье древнего героя, глядит не Ахиллом, а пациентом доктора Фрейда.  И постоянно, от стиха к стиху царский, императорский Петербург преображается в заводскую окраину, и заводы его чугунолитейные становятся чугуно-летейскими. Герой раннего Стратановского – ''Мочащийся пролетарий'' - так называется одно из его стихотворений. А если вспомнить модное слово хронотоп, то таким у Стратановского предстает Овощебаза – Овощебаба.   Вот и вся его петербургская классика – не державная Нева, а окраинный Обводный канал.