Борис Парамонов на радио "Свобода" -2011

У Стратановского как будто начала меняться тематика – примерно в начале девяностых. У него появились экологические сюжеты и персонажи – взятые, натурально, из русских сказок. На эти сюжеты очень органично ложился выработанный Стратановским стих – модификация русских метрических размеров, но не всегда, а, точнее, очень редко украшенная скупой рифмой. Веяния гекзаметров постепенно испарились, и стих Стратановского приобрел звучание русской былины.

Храбрый Егорий, не трожь

Этих славных Горынычей –

            змей  - он хозяйственный муж

Он слуга биосферы.

                 Будь ласкова с ним, Гориславна

Эта идиллия длилась недолго. В последних его книгах – ''Графитти'' и ''Смоковница'', соответственно 2010 и 2011 года, всё те же известные из прежних лет кошмарные декорации. Декорации те же, советские, но еще более обветшавшие.

Вот адреса его граффити – на разрушенной стене, на пятиэтажках, на площади Победы. Вот из последнего:

''Военно-историческая конференция''

А далее доклад

            про архетип отца:

Что он способствовал Победе,

Когда боролся с адом ад,

И с этим именем на фронте гибли люди.

Так было у Москвы

              и там, где Сталинград…

Так было, и народ

             не за свободу речи,

За Русь увечную и общего отца

Тогда сражался…

Русская Победа – это и есть увечье. Ничего победительного нет в русской психее. Русский народ, как сказал бы другой поэт, не научился отличать  победы от пораженья. Никакая война, никакие освобождения не меняют лик земли. Русская история идет по кругу – давно известная и многими излюбленная метафора. И вот как звучит она у Стратановского:

Лагерная дорога

Кольцевая, и ходит по ней

Трёхвагонный состав

              с паровозом усталым и старым,

С машинистом – тоже из заключенных.

Так что если и спрячешься

За мешками какими-то,

               в темном углу вагонном

И поедешь,

               то, круг отмотав, вновь окажешься

В том же самом лагпункте

И раздается голос из толпы:

-Так всё равно ж умрем…

            к чему тогда, скажите,

Нам чистая вода

           и каждому – жильё

Отдельное? Не лучше ль общежитий

Вечерний пьяный гул?

Да и в бараках лучше…

Привычней как-то…

За кошмарной и уже в какую-то метафизику возведенной бытовухой Стратановский не забывает о высоком масштабе русской беды. В парной к ''Граффити'' книге ''Смоковница'' дан этот масштаб – на этот раз библейский. Библейский праобраз нынешних стихов Сергея Стратановского – это Книга Иова. Тема его стихов, его образ России – богооставленность. Предстояние Богу чревато смертельной опасностью, страшно быть пред глазами Бога живого. Бог – это трансгрессия, как говорит Батай. Он выше морали, Он вне морали. Или, как сказал другой философ, которого Стратановский цитирует в страхе и трепете: Бог Авраама, Исаака и Иакова – это не Бог философов.

У поэта есть, так сказать, средство против Бога (или лучше сказать – от Бога?). Архетипический образ поэта – не Иов, а Орфей – Орфеич, как пишет Стратановский, не забывая о сыновной скромности и русских суффиксах. Но и Орфею не дано вызволить Эвридику из Аида, из ада.

Вызволить Эвридику

Из подвала гриппозного,

                  где крысы скребутся, где стены

Замерзают зимой…

Вызволить Эвридику,

                 увезти на трамвае домой.

В дом свой, дом живой,

                 на захламленный солнцем этаж,

И сказать: ''Я - твой муж,

                  я – твой друг, я – Орфеич…

И забудь эту сволочь,

                            что тебя унижала, терзала…''

И она улыбнется и вся встрепенется, но вдруг,

Помрачнев обернется, захочет обратно, в подвал –

В преисподнюю крысь…

Вот это и есть тот крысиный подвал, в котором прижилась, с которым сжилась Россия Стратановского.  Но он ведь в России не один - есть и другие русские, новые русские. Им посвящено убийственное по иронии стихотворение ''Русский бизнесмен на Патмосе'':

Вот он – Патмос: море, скалистый мыс,

за отелем лежит многотелый пляж

И в кафе у причала утренний ветер свеж…

Не сбылись те пророчества, не сбылись.

А в России сегодня у власти Тень,

И всё время дрожишь, что отнимут бизнес.

Здесь же – пляжная нега, живая лень…

Неужели лучшее в мире – праздность?

Мы не верим ни в Бога, ни в Страшный Суд,

Нам приятны купанья и свежий воздух,

На фига нам Россия… Остаться бы тут,

Обретя от заботы и дела отдых.