Диктор:
''Конечно, загадка отречения Рембо может быть в конце концов и не так таинственна. Непримиримые крайности его мысли и поведения легче понять, когда мы вспомним, что Рембо-поэт так и не стал взрослым: метания между порыванием и презрением, сентиментальностью и порочностью вполне обычны у подростков. Сюрреалист Андре Бретон называл Рембо истинным богом полового созревания. Как Сэлинджер, другой знаменитый певец юношеских переживаний, Рембо просто-напросто обнаружил, когда вырос, что мучительный предмет этих переживаний исчез. Больше сказать ему было нечего''.Борис Парамонов:
Здесь интересно упоминание Сэлинджера, тоже ведь замолчавшего после первых триумфов. Сейчас гадают – найдутся ли после него рукописи, накопившиеся в полувековом молчании. Думаю, что нет. Впрочем, Сэлинджер мог утешаться тем, что прожил до девяноста лет – в отличие от Рембо, умершего в тридцать семь.Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24350612.html
* * *
Шахматный композитор Набоков
Дмитрий Волчек:
70 лет назад в 1941 году, в издательстве Джеймса Лафлина ''New Directions'' вышел первый англоязычный роман Владимира Набокова ''Подлинная жизнь Себастьяна Найта''. Об этой книге – Борис Парамонов.Борис Парамонов:
''Подлинная жизнь Себастьяна Найта'' – замечательное произведение, необыкновенно обаятельная вещь. И в ней сказался подлинный Набоков – таким, каким он стал к тому времени, когда принял нелегкое решение перейти на английский. Эта книга и есть рассказ о таком превращении – о смерти русского писателя Владимира Сирина и о рождении писателя англоязычного.
Начать реальную – подлинную – жизнь англоязычного писателя со смерти английского писателя – героя романа – вполне набоковский трюк. Набоков присутствует в романе и в русской своей ипостаси – как русский сводный брат Себастьяна, пишущий о нем книгу. Но собственно героев там и нет, а только сам автор в двух этих квази-воплощениях. Герои как некие ''жизненные'' персонажи, якобы отражаемые или отражающиеся в литературе, – вообще выдумка людей, слабо разбирающихся в литературе или вообще ничего в ней не понимающих. У всякой настоящей книги только один герой – сам автор. Всякий портрет – это автопортрет. В литературе нечего и некого искать, кроме самого автора, то есть приемов его мастерства.
Об этом в связи с Набоковым написал лучше всех Владислав Ходасевич. Эти слова общеизвестны, но не мешает лишний раз их напомнить.
Владимир Набоков
Диктор:
''Сирин не только не маскирует, не прячет своих приемов, как чаще всего поступают все, и в чем Достоевский, например, достиг поразительного совершенства, — но напротив: Сирин сам их выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес. Тут, мне кажется, ключ ко всему Сирину. Его произведения населены не только действующими лицами, но и бесчисленным множеством приемов, которые, точно эльфы или гномы, снуя между персонажами, производят огромную работу: пилят, режут, приколачивают, малюют, на глазах у зрителя ставя и разбирая те декорации, в которых разыгрывается пьеса. Они строят мир произведения, и сами оказываются его неустранимо важными персонажами. Сирин их потому не прячет, что одна из главных задач его — именно показать, как живут и работают приемы''.