Борис Парамонов на радио "Свобода" -2011

Борис Парамонов:    Если идти дальше, то о романе “За рекой в тени деревьев” и говорить нечего, это явная неудача, я не знаю людей, которым это бы нравилось.

Александр Генис:   А я, пропуская про любовь, с удовольствием выуживаю оттуда описания зимней Венеции. Но, Борис Михайлович, Вы же не станете отрицать,  у позднего Хемингуэя был общепризнанный шедевр – ''Старик и море'', за который он и получил Нобелевскую премию.

Борис Парамонов:  Да, помню, при первом чтении мне эта вещь понравилась, но потом я ее разлюбил. И эта комичная концовка: ''Старик спал. Ему снились львы''.

Александр Генис:   Ну, хорошо, а есть у вас любимые вещи Хемингуэя?

Борис Парамонов:  Конечно. Ранний Хемингуэй очень хорош. Книгу рассказов ''В наше время'' приемлю всю. И более поздние рассказы хороши. Два самых любимых – ''Кошка под дождем'' из сборника ''В наше время'' и ''Канарейку в подарок''. Очень хорош большой рассказ ''Недолгое счастье Френсиса МакОмбера'' и тот, который в русском переводе был почему-то назван ''Дайте рецепт, доктор'', хотя в оригинале он называется ''Игрок, монашка и радио''. Там, кстати, действие тоже в больнице происходит, где человек, сломавший ногу, бессонными ночами слушает радио, передвигаясь по станциям с Востока на Запад, следуя часовым поясам. Я с тех пор радио полюбил.

Александр Генис: Ну, а из романов?

Борис Парамонов:  ''Фиеста'', конечно.  Но бой быков я не полюбил. И еще: у меня там есть любимый персонаж – Роберт Кон.

Александр Генис: Это же антигерой?!

Борис Парамонов:  А я на него похож. К тому же он сам больше похож на человека, чем все прочие хемингуэевские мужественные псевдогерои.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24248400.html

* * *

Юнг в Америке

Александр Генис:  Круглая годовщина – 50-летие со дня смерти Карла-Густава Юнга - хороший повод, чтобы поговорить о мудреце, чьи идеи казались особенно важными на переломных этапах истории. Во время Второй мировой войны Юнг писал, что перерождение Германии для него не было сюрпризом, потому что он знал сны немцев.  А для тех, кто  не знает чужих снов, Юнг предлагал другой материал – искусство, которое, по его словам,  “интуитивно постигает перемены в коллективном бессознательном”. Эта мысль, а скорее – рецепт, была особенно важна в новой России, где в перестройку  обильно издававшиеся тогда книги Юнга служили контурными картами для перемен в психологическом пейзаже. Юнг казался чрезвычайно важным для  объяснения  “тектонического сдвига,  вызвавшего  смену  парадигм, то есть набора ценностей, типов сознания, мировоззренческих стратегий и метафизических установок.  Надеясь основательно поговорить обо всем этом, я пригласил сегодня в  студию Бориса Парамонова, нашего эксперта по психоанализу.

Борис Парамонов: Юнговскую юбилейную дату особенно уместно вспомнить в Америке, в Соединенных ее Штатах. Начать можно с того, как Карл-Густа Юнг и тогдашний его учитель Зигмунд Фрейд на одном пароходе прибыли в Соединенные Штаты в 1909 году – по приглашению университета Кларка прочесть ряд лекций о любопытной тогдашней европейской новинке – психоанализе. Когда пароход входил в гавань, Фрейд сказал Юнгу: туземцы не знают, что мы привезли им чуму.

Александр Генис:   Об этой совместной поездке существует целая литература, во время ее происходили всякие таинственные события, например Фрейд в присутствии Юнга упал в обморок.

Борис Парамонов: Как можно понять, он бессознательно воспринимал Юнга как фигуру ему враждебную – как сына, покушающегося на власть отца (один из базовых психоаналитических сюжетов). Между тем, в реакциях Фрейда на ученика присутствовал и другой мотив, об этом пишет вскользь Юнг в своих мемуарах: похоже, что он ощущал умственное и человеческое превосходство Юнга и смотрел на него скорее как сын на отца, а не как отец на взбунтовавшегося сына. Вот, собственно, подлинный сюжет их взаимоотношений. Юнг перерос Фрейда, чего тот, естественно, признавать не хотел, теории Юнга не принял, и произошел разрыв этих квази-семейных отношений.

Александр Генис:   Пора поговорить о смысле и содержании их конфликта. Фрейд считал ересью попытку Юнга придать психоанализу религиозное, или квазирелигиозное измерение. Кто же всё-таки из них был, так сказать, главнее?