Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

Атмосфера у Петрушевской столь же реалистична, как атмосфера маркиза Сада. Я однажды написал статью о Петрушевской и Кире Муратовой (сходный по типу гений – и обе гениальны, без шуток), в которой процитировал кое-что из французской статьи о де Саде. И сейчас процитирую - потому что важно и точно:

«Закрытость садического пространства выполняет и другую функцию: она создает основу для социальной автаркии…. Самым близким аналогом садовского города будет фурьеристский фаланстер: та же установка на подробное вымышление некоего самодовлеющего человеческого интерната, то же стремление отождествить счастье с закрытым и организованным пространством…»

Только счастья как раз и не получается, а ровно наоборот – не Фурье, а де Сад, адские муки: садомазохизм, не отделимый от закрытого пространства.  И вот главное о Петрушевской: моделью ада, его, так сказать, идеальным образом, становится не коммуналка и не однушка с двушкой, а нечто более, так сказать, естественное – семья.

Петрушевская – писатель сверхъестественных реальностей и сюжетов. Недаром же она, перестав писать вещи иллюзорно-житейские, перешла на сочинение всякого рода страшных сказочек и абсурдистских стихов (называемых «парадоски»). Один цикл называется «Сказки помойного моря». Еще она пишет футуротексты, напоминающие Крученых, только лучше. Это лучше даже соответствующих сочинений Ремизова вроде «Посолони». Она называет это «лингвистические сказки» – пишет уже не словами, а словесными формами.

Александр Генис:  Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка.

Борис Парамонов:  Во-во! Людмила Петрушевская может быть правильно понята, если мы решительно выведем ее за пределы реалистической литературы. Я ее сравнил с Кирой Муратовой, но это кино, а в литературе единственно правомочное ей сравнение – Андрей Платонов: не певец коммунизма и не разоблачитель его, а его дух, его живой символ.

Это и нам, и в России трудно понять. Так что не будет требовать такого понимания от американцев. Достаточно уже того, что переводят.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24919224.html

* * *

Петрушевская для американцев

Александр Генис: На английском языке вышел новый сборник Людмилы Петрушевской, в переводе выросшей в СССР Анной Саммерс. Книга  - в обратном переводе - называется так: “Жила-была девушка, соблазнившая мужа сестры, который повесился”. Это чрезвычайно характерное название сразу вводит читателя в мир Петрушевский. Одни считают его “чернухой”, другие, например, Татьяна Толстая, находят в нем место для высокой трагедии. Сам я решать не берусь, но полагаю Петрушевскую гением. Она - гений унижения и самоунижения, что часто делает новое русское искусство, особенно кино, невыносимым для своих и экзотическим для посторонних. Петрушевскую давно уже открыли на Западе - да и на Востоке, в Японии. Вот и эту книгу встретила очень теплая рецензия Элизы Шаппелль в “Бук ревю” Нью-Йорк Таймс. В ней она пишет, что героини  Петрушевской  - “советские женщины, рабочие лошадки, населяющие мини-ГУЛАГи коммунальных квартир”.

Сегодня, в связи с выходом этой книги, я пригласил в студию Бориса Парамонова, чтобы обсудить с ним близкого ему автора.

Борис Парамонов: Должен вам сказать, Александр Александрович, что я с этой оценкой американского рецензента резко не согласен. В Людмиле Петрушевской ни в коем случае не следует усматривать бытописательницу советской повседневности. Видеть у нее хронику советской жизни, вроде как у Трифонова. Впрочем, и Трифонова в этот ряд и в этот жанр помещать неверно: как всякий настоящий писатель, он дает не снимки жизни, а ее художественное смещение, подчас гротескное.

Александр Генис: Знаю я вашу любовь к Трифонову, Борис Михайлович, и ее не разделяю, и с вашими оценками его тематики не согласен, особенно с тем, как вы трактовали его повесть «Другая жизнь».