солдат, повернули назад, к лесу, от которого теперь, трескуче
тарахтя моторами, мчался отряд немецких мотоциклистов.
Похоже было, что враг замыслил психическую атаку.
Остапов теперь целился в мотоциклистов, которые по-
заячьи прыгали по неровному, схваченному легким морозцем
полю. Он выстрелил и сразу понял, что мимо. И тут увидел, как
прямо на него, с лязгом, грохотом и свистом пуль над головой,
идет танк. Олега бросило одновременно в жар и холод: танк
был уже в нескольких метрах, и Олег сообразил, что
перезарядить ружье и выстрелить он уже не успеет, да и пули
теперь защелкали по брустверу перед самым лицом, осыпав
брызгами мерзлой земли. Оставив ружье на бруствере, Олег
упал на дно окопа, лихорадочно ощупывая противотанковую
гранату и пытаясь вставить в нее запал. Он решил, что пришел
и его смертный час, что гибель его неотвратима, так пусть же
гибнут и враги. Все должно произойти просто и в одно
мгновение: когда танк своими гусеницами наступит на кромку
окопа, он, Олег Остапов, ударит противотанковой гранатой по
гусенице. Произойдет взрыв - и все. Вот этот окоп станет его
могилой. Но и танк не сможет дальше идти. Он остановит его
здесь, на окраине Бородинского поля. Озябшие руки плохо
слушались, пальцы, казалось, парализованы, и он понял, что
не успеет вставить запал, потому что стальная крепость уже
надвигалась на него, он каждой клеточкой своего тела теперь
ощущал приближающийся сатанинский гул и мог с точностью
до одного сантиметра определить расстояние до танка, потому
что теперь не минутами, а этими сантиметрами измерялась
его жизнь.
Прижавшись к сырому холодному дну окопа, он скорее
почувствовал, чем увидел, как черная стальная громада
заслонила над ним небо, сразу померк свет, словно наступило
солнечное затмение. "Варя..." - то ли вслух, то ли мысленно
произнес Олег и закрыл глаза лишь на один миг, и именно в
этот миг он увидел ее, свою Варю. Она была какой-то
воздушной, лишенной плоти, в белом подвенечном платье и с
бледным, искаженным ужасом лицом. Только на одно
мгновение она появилась перед ним, вызвав щемящую боль и
бездонную тоску по женщине, которую недолюбил, по мечте,
которую не успел осуществить, по ясному небу, которое
закрыла стальная смерть. Это было мгновение между жизнью
и смертью. Затем его сверху осыпало землей, и совсем уж до
изумления неожиданно свет открылся, черная стальная туша
пронеслась над ним и исчезла. Он понял, что остался жив, и
сразу, как только это понял, встал, выпрямился, чтоб
посмотреть, куда подевалась его смерть. И увидел, что танк,
который только что прошел над ним, стоит в двадцати шагах
позади окопа и из него откуда-то снизу валит черный дым, а из
дыма из-под танка выползает немец. Лицо черное. Только
блестят глаза и оскалившиеся зубы. В руках у него пистолет, и
немец этот явно намерен бежать в окоп, прямо на Остапова,
чтоб довершить то, что не сделал танк. Олег это отчетливо
понял, и тогда к нему вернулась неистребимая жажда жизни.
Он потянулся рукой за ружьем, лежащим на бруствере, но, к
своей досаде, увидел, что приклад, раздробленный
гусеницами, отделился от ствола. Теперь у Олега остались
только гранаты: две ручные и одна противотанковая. Некогда
было раздумывать и рассуждать, какой враг опасней - волны
наступающей по картофельному полю пехоты, до которой
было еще метров пятьсот, или танкисты, бегущие с другой,
противоположной стороны. И Олег швырнул гранату в
танкиста, швырнул легко и точно, прямо под ноги, и приготовил
на всякий случай вторую. Танкист, бежавший на Олега, упал, но
Олег видел, как два других танкиста после взрыва гранаты
отпрянули назад и залегли возле гусениц горящего танка. Они
явно растерялись, попав из огня да в полымя, и еще не успели
прийти в себя. Зато Остапов уже вполне овладел собой.
Теперь он спокойно и достаточно быстро вставил запал в
противотанковую гранату, затем из окопа сильным броском
метнул ее в танк и угодил в его корму, самое уязвимое место.
Расчет его был верным - поразить не только танк, но и
танкистов, лежащих подле танка, в тылу нашего окопа. И он,
очевидно, поразил - взрыв был мощным, танк охватило пламя,
а те двое танкистов как лежали, так и остались лежать
неподвижно возле гусениц.
Вот в этот момент Остапов увидел, как быстро
сократилось расстояние между окопами и атакующими
гитлеровцами. Их было много, гораздо больше, чем тех, кто
находился в обороне. Они шли с тупым упрямством, не
обращая внимания на встречный огонь. Одни падали
замертво, а другие продолжали идти. За первой волной
катилась вторая... Казалось, им нет числа. Шли, поблескивая
щетиной штыков и строча из автоматов. Озверелые от крови,
хмельные от шнапса, шли потому, что им было приказано