Бородинское знамение

Одноклассников было немного, человек пятнадцать, от силы двадцать. Среди их имен обнаружились такие изысканные варианты как Афанасий и Скарлетт. Но детский коллектив, каким бы элитарным он ни был и под чьей бы эгидой ни состоял, живет по собственным логическим законам. Татьяну Кроль, не желавшую запросто зваться Танькой, перекрестили в Кролика. Что характерно, так поступали в каждой элитарной средней школе, куда Татьяну переводили чуть ли не по два раза за учебный год.

Наконец, Татьяне пришла пора получать паспорт, и она наотрез отказалась вписывать в удостоверение личности ненавистную фамилию. Семен Егорович был, мягко говоря, удивлен, когда дочь перебила в доме дорогую посуду, насылая при этом проклятия на весь «кроличий» род до седьмого колена.

Измотанный медик позвонил знакомой чиновнице из попечительского комитета РОНО. Данная дама немедленно нашла выход из положения, предложив записать Татьяну на девичью фамилию матери – Мурова. Против того, чтобы отныне зваться Муровой, Татьяна ничего не имела. Благополучно распростившись со всеми детскими кружками, Татьяна оканчивала школу экстерном, получая программные знания от репетиторов, которых подбирала лично Нина Вадимовна. Стоит ли уточнять основное требование к приходившим в дом педагогам?

Одним из самых ненавистных кружков в памяти Татьяны осталась злополучная театральная студия, руководитель которой, некто Антон Викторович, любил подшучивать над фамилиями ребят. Он предложил Татьяне на предновогоднем утреннике сыграть зайчиху-маму, которая потеряла зайчонка, пока пекла блины. Идею свою театральный гений Антона Викторовича обрел, проверяя платежную ведомость кружковцев и обнаружив в ней Анфису Ладушкину, Соню Блинкову, Диму Зайцева и, разумеется, Татьяну Кроль. Антона Викторовича с того Нового года никто в студии более не видал.

Окончив школу экстерном, Татьяна поступила в университет на факультет журналистики, и к тридцати годам освоила не только методику новостных репортажей, но и сделалась беспощадным театральным критиком. Особенно удавались ей разгромные статьи о кружках самодеятельности и любительских студиях.

Внешность Татьяны оставляла желать лучшего. Невысокая, худая и бледная, с выпуклыми глазами и вострым носиком – она не привлекала внимания «принцев на белых конях». В день своего двадцатипятилетия Татьяна углядела в зеркале один седой волосок и прямым ходом направилась в парикмахерскую. Там ее русые волосы остригли и перекрасили в насыщенный красный оттенок, который она неизменно обновляла раз в месяц. Огненная шевелюра стала своего рода визитной карточкой Татьяны: актеры на сцене вздрагивали, завидев в зале госпожу Мурову, от которой они ожидали только отрицательных рецензий.

Но и в жизни Татьяны имелась тайна: старичок-профессор с кафедры журналистики культуры, целый семестр звал ее Таточкой. «Нет, Таточка, – шелестел Борис Борисович, – здесь требуется более емкая метафора, деточка, давайте посмотрим на вещи поширше!» Профессор и сам не знал, насколько «ширше» пришлось, благодаря его заботам, посмотреть Татьяне на саму себя. Бориса Борисовича уже пару лет не было в живых. Но Татьяна, бывало, как будто слышала его шелестящий шепоток в своей высокомерной голове: «Тише, Таточка, не спешите так, деточка, я не поспеваю за вами!». Татьяна, не знавшая глубоких душевных привязанностей, не плакала, но что-то сжималось в ее груди, и очередная статья выходила не слишком разгромной.

***

В роковой вечер, когда дед Лисицын вспугнул ребят в Усадьбе, Татьяна засиделась у телевизора. Мать отправилась слушать Вагнера, отцу пришлось ее сопровождать. Опера была длинной, возвращения родителей до двух часов ночи можно было не ждать. Татьяна наготовила себе бутербродов, забралась с ногами на диван и совершила святотатство: щелкнув пультом, переключила телевещание с канала «Культура» (единственного, признанного в семье «смотрибельным») на один из развлекательных каналов. Там шел глупейший сериал, но в главной роли выступал известный театральный актер. Татьяна нацелилась вставить в очередную рецензию иронический намек на эту его сериальную роль, а потому ей требовался отсмотр хотя бы пары эпизодов.

Неожиданно для себя Татьяна увлеклась незамысловатым сюжетом. В нужных местах она даже хихикала в унисон с закадровым смехом, рискуя подавиться бутербродом. Начали крутить рекламу. Татьяна отнесла на кухню тарелку, налила в стакан томатного сока, вернулась к дивану и только хотела усесться, как у нее в сумочке ожил мобильник.