Громкий профессорский смех все еще раздавался в коридоре. Петр смотрел в пол. Лариса вертела в руках стетоскоп. Тишина становилась невыносимой. Петр чувствовал, что выглядит и ведет себя, как неотесанный чурбан. Серая пижама, которую ему выдали в клинике, и холодные кожаные шлепанцы, оба на левую ногу и вдобавок разного цвета и размера, делали из него шута горохового. Наконец, Петр оторвал взгляд от линолеума и попытался поздороваться. Голос отказал ему сразу. Девушка, стоящая перед ним, была красива как сказочная принцесса. Высокая, стройная, черноглазая, длинные ресницы и тонкие брови совсем темные, а толстая коса, уложенная вокруг головы, совсем светлая. От этого противоречия во внешности девушки лаборатория закружилась перед глазами Петра…
– Ну, вот вы и очнулись, Петр Егорович! – голос Ларисы слегка дрожал.
Петр разом сел на кушетке. Лоб его блестел от холодного пота, левую руку кто-то перебинтовал на сгибе локтя.
– Что? Что случилось?
– Вы потеряли сознание. Очевидно, голодный обморок. – Лариса поднялась со стула, на котором сидела у кушетки, и перешла к столу, чтобы не смущать пациента. – Я взяла у вас анализ крови, Петр Егорович. Все верно, этот анализ сдается натощак. Но при вашем росте голодать не полезно. Отправляйтесь скорее на завтрак! Вот ваша медкарта. Принесите мне ее, пожалуйста, завтра между часом и тремя, я внесу результаты. Вы готовы самостоятельно вернуться в палату?
Ровесники, да и не только ровесники, прежде не именовали Петьку Кроля «Петром Егоровичем», не обращались к нему на «вы». Парень почувствовал, что растет в собственных глазах. Одновременно невероятно возросло и его уважение к дочери профессора Дитерлиха. И такая девушка проявляет к нему дружеское расположение! Это новое чувство придало Петру смелости. Нужно было поступить соответственно. И он собрался с духом:
– Да. Конечно. Спасибо… Спасибо, Лариса Кирилловна!
***
Машина дернулась. Очнувшись от воспоминаний, Петр заметил, что приборы один за другим начали отключаться. Он схватил мобильный телефон, заранее выложенный из кармана на пассажирское сиденье. Поздно. Сообщение, которое он собирался отправить Кире («Я люблю тебя, доченька! Папа») мигнуло на экране и пропало. Эх, а телефончик Киры они, кажется, позабыли дома! И хорошо. И пусть.
Теперь остановились уже и наручные часы: он въехал в зону Цели. Петр знал, что здесь это бесполезно, но все же крепче сдавил руками рулевое колесо. Через триста метров перед ним возник Тоннель. Нога на педали газа ушла в пол, хотя никакой нужды в этом не было – машину закручивало по спирали. Дыхание затруднилось, все мышцы невероятно напряглись, вены на лбу и руках вздулись, кожа чуть не лопалась. Петр сжал зубы и застонал – невыносимая боль раскалывала череп, застилая глаза красной пеленой. Еще несколько секунд он мысленно прощался с Кирой, а потом окружающий мир исчез.
Евдокия